| СЕКСОЛОГИЯ | |||||||||||
| Персональный сайт И.С. КОНА |
| ||||||||||
Содержание Часть 1. Исторические традиции Часть 2. Советский сексуальный эксперимент Часть 3. Сумма и остаток
|
...Наша фирма призвана
уничтожить сексуальную
дикость человека и призвать
его
натуру к высшей культуре
покоя и к ровному, спокойному
и плановому темпу
развития...
Из грубой стихии наша фирма
превратила половое чувство в
благородный механизм и дала
миру нравственное поведение.
Андрей Пмтюнов
Сталинская сексуальная политика была последовательно репрессивной, основанной на подавлении и отрицании секса. Была ли она успешной?
Если иметь в виду искоренение сексуальной культуры и адекватного представления сексуальности в общественном сознании - безусловно, да. Все знания и цивилизованные представления об этой сфере жизни были выкорчеваны основательно и без остатка. Несколько поколений советских людей были выращены в атмосфере дикого сексуального невежества и обычно сопутствующих ему тревог и страхов. До 19б0-х годов секс был практически неназываемым, о нем не было никакой публичной информации. Собственной научной литературы не было, а иностранные книги не доходили даже до спецхранов и даже в научные библиотеки заказывать их было небезопасно.
Мне вспоминается в этой связи такой случай. В относительно либеральные 19б0-е
годы, чтобы рационально и экономно тратить дефицитную валюту, отпущенную
ленинградским библиотекам на покупку иностранной научной литературы, я
консультировал их комплектование по философии, истории и социологии. Однажды,
увидев в каталоге дешевую и, судя по аннотации, информативную книгу американского психиатра Фрэнка Каприо о половых
преступлениях, я рекомендовал Публичной библиотеке ее выписать. Через год или
больше мне звонит встревоженный цензор В. М. Тупицын, интеллигентный человек, с
которым у меня были хорошие личные отношения.
- Игорь Семенович, вы заказывали книгу Каприо?
- Да, а что?
- Страшный скандал! Мне сейчас звонил из Москвы взбешенный начальник
Главлита, говорит, что это порнография, ее нельзя держать даже в спецхране, они
хотят книгу уничтожить и требуют вашей крови. Пишите объяснительную записку.
- Я книги не видел, но судя по аннотации - это не порнография.
- Хорошо, я попытаюсь их уговорить, чтобы книгу прислали сюда временно, на
мою личную ответственность, посмотрим вместе.
Когда книга пришла - все стало ясно. Как и рекламировалось, это была популярная книжка, основанная на опыте судебно-медицинской экспертизы, но автор цитировал подследственных, которые говорили, естественно, не по-латыни, а живым разговорным языком. Какая-то дама в Главлите прочитала, пришла в ужас, доложила начальству, и пошла писать губерния. Мы написали объяснение, московское начальство успокоилось, а книжка осталась в спецхране Публичной библиотеки. Но если бы Тупицын позвонил не мне, а в обком партии, я имел бы серьезные неприятности.
Почти вся сексологическая литература лежала на спецхране вплоть до 1987 г. Администрация библиотек "бдела" еще больше цензоров. Марк Поповский вспоминает, что в Ленинской библиотеке, ему, врачу по образованию и известному писателю, отказались выдать сочинения Фрейда. То же самое делали в Ленинградской публичной библиотеке, хотя формально книги Фрейда не входили в списки запрещенной литературы. Однажды, когда мои студенты пожаловались на это, я даже устроил библиотечной администрации выволочку от Горлита, который был оскорблен тем, что библиотекари узурпировали его права. Впрочем, им гораздо чаще попадало за то, что они "недобдели".
Да что там Фрейд! Советские книги по сексопатологии в научных библиотеках - в обычных библиотеках таких книг вовсе не было! - не выдавались даже врачам без специального письма с места работы, удостоверявшего, что товарищ занимается именно сексопатологией, а не просто удовлетворяет свое нездоровое любопытство. Это прекратилось только после того, как уже в эпоху "перестройки и гласности" я высмеял эту практику на страницах теоретического журнала ЦК КПСС "Коммунист". Раньше этого нигде бы не напечатали, - существование цензуры и ее порядки были такой же тайной, как и секс.1
Но, уничтожив сексуальную культуру, Сталин и его преемники не смогли уничтожить секс и даже полностью подчинить его своему контролю. О сексуальном поведении советских людей за 35 лет (1930-1965) объективных данных нет вовсе, только разрозненные и крайне субъективные личные воспоминания. Но как только жизнь стала чуточку посвободнее, выяснилось, что и ценностные ориентации, и сексуальное поведение советской молодежи имеют мало общего с официальными представлениями и развиваются в том же направлении, что и на Западе.
Появились и желающие изучать эти процессы.
Первым таким энтузиастом был мой аспирант в Ленинградском университете Сергей Голод. Когда, под впечатлением от книги Кинзи, он в начале 1960-х гг. выразил желание заняться изучением сексуального поведения советской молодежи, я сразу же сказал ему, что в наших условиях эта тема опасна и "недиссертабельна", но тем не менее разрешил попробовать. Это была поистине героическая работа. Анкеты нужно было согласовывать в обкоме партии, где ко всему придирались. Например, вопрос о количестве партнеров был снят, потому что заведующий отделом обкома спросил:
"Что это значит? Лично я живу со своей женой" (ленинградская интеллигенция хорошо знала, что "лично он" жил также с одной из балерин Кировского театра). Очень трудно было организовать и сами опросы.
Когда в 1969 г. диссертация Голода, которую он писал вдвое дольше положенного срока, была представлена к защите, последовал грозный звонок из обкома: кто посмел писать о таких вещах?! Защиту пришлось отменить. Мы переделали автореферат, убрали цитаты из Коллонтай и назначили защиту в Москве, в Институте конкретных социальных исследований (ИКСИ) Академии Наук, где я в это время заведовал отделом и где атмосфера была лучше, чем в Ленинградском университете. На сей раз диссертацию затребовали в ЦК комсомола; первый секретарь ЦК Е. М. Тяжельников заявил, что работа Голода - "идеологическая диверсия против советской молодежи", и если защиту не отменят, он будет жаловаться в ЦК партии.
На самом деле ничего особенно крамольного, если не считать того, что советская молодежь, как и всякая другая, имеет добрачные связи и относится к этому спокойно, в диссертации не было, и на нее было много положительных отзывов. Но ИКСИ и без того находился под огнем партийной критики. Поэтому в день защиты было объявлено, что из-за болезни диссертанта, который демонстративно присутствовал в зале, защита "откладывается". Больше к этому вопросу не возвращались. Голод вскоре защитил другую диссертацию, о работающих женщинах, у которых, конечно же, секса не было. Ленинградский обком не поленился проверить, что новая диссертация не включала никаких данных из первой работы. Дальнейшие материалы о сексуальном поведении молодежи Голод собирал уже на свой страх и риск, в свободное от работы время.
Голод сделал очень много. В 1965 г. он опросил 500 студентов из 10 ленинградских вузов и 205 представителей молодой интеллигенции, в 1969-70 гг. - 120 ленинградских рабочих и служащих, в 1972 г. - еще 500 ленинградских студентов, в 1974 г. - 334 молодых рабочих, в 1978 г., в рамках проекта о студенческом образе жизни, - 3700 студентов 18 вузов РСФСР отвечали на вопрос о мотивах ухаживания и половой связи, в 1978 и 1981 гг. было опрошено по 250 супружеских пар, в 1989 г. - еще 250 интеллигентов.
Данные Голода, опубликованные в ряде книг и статей,2 - единственный социологический документ о сексуальном поведении и установках советской молодежи 1960-1980-х годов. Хотя его выборки и опросники не всегда сопоставимы, общие тенденции развития выступают в них достаточно отчетливо, особенно если дополнить их другими социологическими, демографическими и медицинскими данными.
При всей социально-политической и культурной изолированности советского общества от Запада, динамика сексуального поведения и установок советских людей в основном и главном была той же, что и там.
Прежде всего, налицо глобальный процесс изменения и ломки традиционной системы взаимоотношений полов и половой/гендерной стратификации. Отношения мужчин и женщин во всех сферах общественной и личной жизни становятся более демократическими и равными, а стереотипы маскулинности и фемининности - менее полярными, чем прежде. Это дает больший простор развитию индивидуальности, которая уже не обязана втискиваться в прокрустово ложе привычных полоролевых стереотипов (сильный, агрессивный мужчина и нежная, пассивная женщина), но одновременно порождает целый ряд социальных и психологических проблем и конфликтов.
Соответственно этому меняется состав, ролевая структура и социальные функции семьи. В результате снижения рождаемости и "нуклеаризации" семьи, она, особенно в городе, становится менее многочисленной. Общий показатель фертильности в СССР с 2,8 детей на женщину в 1958-59 гг. к 1988 г. снизился до 2,45 (в Российской Федерации - 2,1). По мере того как некоторые старые социально-экономические функции семьи отмирают или приобретают подчиненное значение, происходит психологизация и интимизация семейных отношений, все большая ценность придается психологической близости, интимности между членами семьи и особенно - супругами. Это повышает автономию и значимость каждого отдельного члена семьи и идет параллельно повышению индивидуальной избирательности брака. Брак по свободному выбору, который обычно символизируется как основанный на любви, более интимен, но одновременно более хрупок, чем традиционный. Отсюда - увеличение количества разводов; среднегодовое число разводов на тысячу супружеских пар в Российской Федерации выросло с 6,5 в 1958-59 до 17,5 в 1978-79 гг.3 У людей появилась установка на возможную временность брачного союза (понятия "серийной моногамии" в США и полуироническое выражение "сбегать замуж" у молодых советских женщин). Обращает на себя внимание также рост числа одиночек, которые по тем или иным причинам вообще не вступают в зарегистрированный брак. В СССР число мужчин 25-29 лет, не вступивших в брак, выросло с 1959 по 1970 г. на 14, а в группе 30-39-летних - на 4 5 процентов.4
Сдвиги в брачно-семейных отношениях отражают общие закономерности индивидуализации общественной жизни. В патриархальном обществе прошлого отдельный индивид был немыслим и не воспринимал себя вне своей социально-групповой принадлежности. Сегодня он все больше чувствует себя центром своего собственного жизненного мира, любые социальные роли и идентичности кажутся только аспектами и ипостасями его Я. Внешний социальный контроль соответственно уступает место самоконтролю. Все большее значение приобретают ценности самовыражения и самореализации. "Воспитание чувств" означает не только и не столько умение контролировать свои чувства и подчинять их разуму, сколько способность адекватно понимать и выражать их, слушаться голоса сердца и т. п.
Тенденция к автономизации и индивидуализации личной жизни стала особенно явной в 19б0-х годах.
Интим был как бы личной заграницей каждого, куда не дотягивался пристальный взгляд общества. Убежище от социальных стихий напрямую пришло от Ремарка и Хемингуэя, но получило советское гражданство с тем большей легкостью, что иных убежищ не было. В этом, как в дороге никуда, была чистота романтической идеи:
любить напряженно, вопреки быту и общественной морали...
Полублатной надрыв чередовался с вяловатым разгулом, что происходит всегда, когда скорый на чувствования романтик разочаровывается в очередной эмоции. В знаменитой "Гостинице" Юрия Кукина попираются не только нормы морали, но постулаты мощных страстей романтизма: "Я на час тебе жених, ты - невестою". Или так, как у Евтушенко - любовь случайная, необязательная, вероломная, без начала и конца.5
Эти социально-структурные и культурные сдвиги не могли не проявиться и в сфере сексуально-эротических ценностей и поведения. Некоторые из этих тенденций являются всеобщими, мировыми:
Эти тенденции были общими для Советского Союза и Запада. Но если на Западе они открыто, часто даже гипертрофированно, обсуждались на протяжении десятилетий, позволяя общественному сознанию постепенно осмыслить и переварить их возможные последствия (хотя консервативные круги оказались неспособны к этому), то в СССР все было загнано в подполье. Поведение и ценности людей, особенно молодых, изменялись, а официальное общество делало вид, что ничего не происходит. Симптомы глубоких, долгосрочных и необратимых перемен трактовались как частные случаи, чрезвычайные происшествия, порожденные зловредным влиянием "растленного Запада", с которыми нужно бороться административными мерами.
Противоречивый и мучительный процесс либерализации Советского общества, начавшийся сразу же после смерти Сталина, был прежде всего процессом разложения коммунистической власти и идеологии. Разложение начиналось с партийных верхов, поведение которых все больше расходилось с их проповедями. Официально проповедуя асексуальность, партийные бонзы имели многочисленных любовниц, которых содержали за счет государственного кармана, крутили западные порнографические фильмы, а иногда устраивали форменные оргии. После ареста Лаврентия Берии советские люди узнали, что его подчиненные прямо на улицах похищали приглянувшихся начальнику женщин, которых он садистски насиловал. Не успела забыться эта история, как разразился скандал вокруг министра культуры СССР, видного партийного идеолога Георгия Александрова, который вместе с другими высокопоставленными аппаратчиками организовал целый гарем из молодых актрис. Когда Александрова отстранили от должности, в народе острили, что он пишет мемуары "Моя половая жизнь в искусстве". Средоточием всяческой, включая сексуальную, коррупции во времена Брежнева считался Комитет молодежных организаций (КМО) при ЦК комсомола, председателем которого был будущий горбачевский вице-президент, а затем председатель ГКЧП Геннадий Янаев. Много интересного творилось за высокими заборами правительственных дач.
А ночами, а ночами
Для ответственных людей,
Для высокого начальства
Крутят фильмы про блядей...
пел Александр Галич.
Высокому начальству подражали начальнички поменьше и подпольные денежные воротилы, будущие творцы российской "рыночной экономики". За казенный счет строились и содержались маленькие, но шикарные бани, сауны, гостиницы, охотничьи домики, в которых местные и приезжие начальники могли бесплатно наслаждаться всеми радостями жизни, включая, конечно же, и секс. Это была просто маленькая часть большой коррупции. А молодежь - "золотая", "серебряная" и всякая прочая - старалась не отставать от старших и вела свой собственный, не афишируемый, но и не очень скрываемый, некоммунистический образ жизни... Как писал Иосиф Бродский, "разврат и хождение в кино суть единственные формы свободного предпринимательства".6
А вот знаний о сексе было мало. Лицемерие было обязательной нормой советской жизни. И не столько простое лицемерие, сколько описанное Оруэллом двоемыслие, т. е. способность иметь по одному и тому же вопросу два разных, взаимоисключающих суждения.7 В сущности, двоемыслие было необходимым условием выживания. Тот, кто искренне верил официальной идеологии, был обречен потому, что жизнь шла по совсем другим законам; наивный правдолюбец рано или поздно должен был поумнеть или попасть в тюрьму или психушку. А тот, кто ничему не верил, был обречен потому, что рано или поздно проговаривался или заболевал неврозом (последовательные циники встречаются не так часто). Проще всего было искренне верить официальным правилам (на публике) и так же искренне, не испытывая угрызений совести, нарушать эти правила в частной жизни. По старому анекдоту, Бог дал человеку три качества - ум, честность и партийность, но с условием, чтобы они никогда не сочетались в одном лице. Из этого правила исключений не было.
Но "вернемся к нашим баранам".
Главным достижением 1960-1970-х гг. было рождение медицинской сексологии, получившей в СССР имя "сексопатологии". Название это симптоматично, подразумевая, что "нормальная" сексуальность беспроблемна, в ней все ясно, а тот, у кого проблемы есть, должен отдаться на волю врачей.
То, что изучение проблем пола в послевоенном СССР началось в медицине, вполне естественно. Так было в XIX - начале XX в. в Европе и в дореволюционной России. Сталинский террор выкорчевал все, что делалось раньше, теперь ученым пришлось все начинать с начала.
Перерыв в исследованиях наглядно отражается в статистике соответствующих публикаций. По подсчетам А. Ц. Масевича и Л. М. Щеглова, в фондах Ленинградской публичной библиотеки русские книги по сексопа-тологии распределяются по годам издания следующим образом:
до 1917 г.-126
1917-1936 гг. - 52
1936-1960 гг. - 5
1961-1969 гг. - 14
1970-1980
гг. - 61
1980-1984 гг. - 35
Такая же динамика и в книгах по гигиене половой жизни.
Новой дисциплине было очень трудно встать на ноги. Как и все новое в СССР, она создавалась не по воле партии и медицинского истэблишмента, а вопреки им, силами отдельных энтузиастов. Помимо общего негативного отношения к сексуальности мешала враждебность со стороны представителей старых медицинских дисциплин, особенно урологов. Поэтому развитие было медленным.
Первый Всесоюзный семинар по подготовке врачей сексопатологов был проведен под руководством профессора Н. В. Иванова в Горьком. Там же состоялись и два следующих семинара - в 19б4 и 1966 гг. Третий был проведен в 1967 г. уже в Москве, на базе отделения сексопатологии Московского научно-исследовательского института психиатрии Минздрава РСФСР. В 1973г. это отделение приобрело статус Всесоюзного научно-методического центра по вопросам сексопатологии, координирующего деятельность врачей-сексопатологов по всей стране.
За семинарами последовала публикация нескольких малотиражных сборников: "Актуальные вопросы сексопатологии" (1967), "Вопросы сексопатологии" (1969), "Проблемы современной сексопатологии" (1972). Сборники эти были пестрыми по тематике и уровню, но они давали возможность специалистам из разных отраслей медицины обмениваться данными и клиническим опытом.
Вначале в советской сексопатологии преобладал монодисциплинарный подход, в котором тон задавали урологи и, в меньшей мере, гинекологи и эндокринологи. Но после того как Всесоюзный центр возглавил невропатолог профессор Георгий Степанович Васильченко, картина изменилась. По мнению Васильченко, сек-сопатология должна быть не "бригадной" помощью, когда уролог лечит "свою" патологию, психиатр - "свою", эндокринолог - "свою", а сексопатолог состоит при них в качестве диспетчера, а самостоятельной междисциплинарной клинической дисциплиной. В этом духе написаны первые советские руководства для врачей под редакцией Г. С. Васильченко - "Общая сексопатология" (1977) и "Частная сексопатология" (1983, в двух томах), а также "Справочник. Сексопатология" (1990). Соответственно и подготовка сексопатологов должна быть многодисциплинарной. Хотя в этом была заложена опасность дилетантизма и потенциальных конфликтов с представителями смежных дисциплин, "системный подход" ориентировал врача на то, чтобы видеть сексуальность в целом, а не только ее отдельные параметры и составляющие.
В Ленинграде первый Сексологический центр при городском отделе здравоохранения (на общественных началах) создал профессор-психиатр Абрам Моисеевич Свядощ. Его книга "Женская сексопатология" (1974), выдержавшая три издания, стала настоящим бестселлером. Рассказывали, что однажды воры, ограбившие богатую квартиру, из всей библиотеки забрали только книгу Свядоща.
Ленинградские психиатры профессор Дмитрий Николаевич Исаев и Виктор Ефимович Каган начали изучение формирования половой идентичности и проблем детской и подростковой сексуальности. В 1986 г. они опубликовали первое советское руководство для врачей "Психогигиена пола у детей" (название "Детская сексология" даже в это время еще казалось слишком вызывающим). На Украине, в рамках Центра по сексопатологии Киевского научно-исследовательского института урологии и нефрологии профессор Иван Федорович Юнда создал свою собственную сексологическую школу, преимущественно с урологическим уклоном. Еще один центр пытались создать в Ростове.
По своему содержанию советская сексопатология сильно отличалась от мировой сексологии. Отечественные авторы, за редкими исключениями, плохо знали или вовсе не знали новую иностранную научную литературу. Отчасти это объяснялось ее отсутствием в библиотеках, отчасти - незнанием иностранных языков, а отчасти - идеологической установкой, что все советское заведомо лучше всего западного. Многие советские сексопатологи недостаточно учитывали социальные и психологические факторы сексуального поведения. Объяснительные теории порой базировались на устаревших биологических моделях или житейском здравом смысле, сдобренном лошадиной дозой морализирования. В одной работе, за которую автор получил ученую степень доктора медицинских наук по психиатрии, девиантное сексуальное поведение определяется как поведение, которое "отклоняется от нравственных норм",8 так что любые до- и внебрачные связи признаются заведомо девиантными, патологическими и требующими психиатрического вмешательства.
Слишком узкое и догматическое понимание нормы порождает у врачей авторитарность и сексуальную нетерпимость, стремление "лечить" то, что лечению не подлежит. Эти установки - плоть от плоти советской "репрессивной психиатрии", которая помогала КГБ запирать в психушки инакомыслящих.
Особенно опасен для сексологии недостаток психологических знаний. По данным отечественной медицинской статистики, подавляющее большинство, до 70-75 процентов людей (в России их упорно называют не клиентами, а пациентами) обращаются к врачу-сексопатологу с проблемами не органического, а психологического характера. Но именно к этим вопросам врачи наименее подготовлены. Психоанализ был практически запрещен, психология в медицинских вузах преподавалась плохо, а психосексуальные проблемы в ней самой были неразработаны.
Психоэндокринолог профессор Арон Яковлевич Белкин, пионер советских исследований транссексуализма, даже смену пола проводил без всякого психологического тестирования или какой бы то ни было иной психологической экспертизы. Не потому, что он не хотел или не понимал необходимости этого: ни грамотных психологов, ни апробированных тестов в стране попросту не было. К тому же считается, что биологии и медицине надо обязательно учиться, а психологом или социологом каждый может стать и без подготовки.
Сама сексопатология была в советской медицине пасынком. Первые сексологические кабинеты стали создаваться в стране в 1963 г. В 1973 г. Минздрав СССР официально создал государственную сексопатологиче-скую службу в городах с населением свыше 1 миллиона. Этого было, конечно, мало. К тому же обучение врачей-сексопатологов осуществлялось, на базе психиатрического медицинского образования, бессистемно, путем краткосрочных курсов. Немногочисленные вакансии врачей-сексопатологов нередко замещались обычными психиатрами, не имеющими никакой специальной подготовки. Случалось и так, что решение всех сексологических задач возлагалось на руководителей женских консультаций, что было совершенно абсурдно.
В результате долгих усилий Г. С. Васильченко и его коллег - иметь дело с советской бюрократией было очень трудно - 10 мая 1988г. министр здравоохранения СССР издал новый приказ, согласно которому в городах с населением более 250 тысяч человек в составе психоневрологических диспансеров создавались специализированные отделения врачебно-психологического семейного консультирования, в задачу которых входила профилактика, раннее выявление и лечение сексуальных расстройств и сексуальной дисгармонии в браке (внебрачный секс по-прежнему как бы не существовал).
Для подготовки врачей-сексопатологов впервые создавались специальные кафедры в трех институтах усовершенствования врачей - Ленинградском, Харьковском и Центральном (Москва). Это были важные решения, но они запоздали по крайней мере лет на 20 и опять-таки были недостаточны. Профессиональное обучение врачей-сексопатологов не решало более сложной задачи обучения сексологии всех студентов-медиков. Однако ни программ, ни учебников по этому курсу не было, а распад Советского Союза и развал его экономики сделал любые начинания невероятно трудными.
Создание сексопатологии было попыткой поставить сексуальность под врачебный контроль. Но медикализация секса всегда дополняется его педагогизацией - лечение неотделимо от профилактики и, следовательно, просвещения. В педагогике же наследие сталинизма было еще тяжелее, чем в медицине.
Тридцатилетний заговор молчания имел своим естественным результатом чудовищное сексуальное невежество. Советские дети и подростки 1950-1970-х годов не знали самых элементарных, азбучных вещей. Особенно плохо было в интеллигентских семьях, где от детей старались скрывать абсолютно все (многие рабочие и крестьяне смотрели на вещи проще: не просвещали, но и не запугивали).
Один из респондентов Марка Поповского, режиссер из Ленинграда, сын инженера и врача, рассказывает:
Однажды, когда мне было восемь лет и я учился в первом классе, мой одногодка, приятель по двору, принес поразительную новость: оказывается, взрослые, когда ложатся спать, "письку в письку всовывают и от этого рождаются дети". Новость была сногсшибательная, но показалась мне все же не совсем достоверной. "Ну, хорошо, - спросил я, - а если мужчине в это самое время писать захочется, как тогда быть?" Приятель выяснил, что именно от этого и рождаются дети. Такое деланье детей показалось мне неэстетичным и даже противным. "Неужели все так делают?" "Твой папа и твоя мама и мой папа и моя мама так не делают, а остальные точно - да".9
Взрослые, конечно, знали, куда что совать, но у многих знания этим и ограничивались. По словам Иосифа Бродского, свои "основные познания в области запретных плодов" он получил в отрочестве в дядиной библиотеке из дореволюционной книги "Мужчина и женщина", - той самой, которую спас от пожара ("спасти успел я только одеяло и книгу спас любимую притом") еще Васисуалий Лоханкин10
Уже в 1950-1960-х годах прогрессивные советские педагоги, врачи и психологи заговорили о необходимости какого-то полового воспитания подростков. В 1962 г. широкое внимание привлекла газетная статья психолога, будущего президента Российской Академии образования Артура Владимировича Петровского "Педагогическое табу". Затем появились и другие публикации.
Надо сказать, что выступления эти были вовсе не радикальными, скорее даже охранительными. Половое воспитание мыслилось прежде всего как воспитание нравственное, собственно же сексуальное просвещение вызывало у педагогов панический страх и часто объявлялось ненужным. О том, чтобы знакомить подростков с основами контрацепции, никто даже и не помышлял.
В школьных учебниках анатомии и физиологии человека описание половой системы отсутствовало, о размножении говорили на примере кроликов. Любое изображение мужских или женских половых органов считалось порнографическим. Когда Г. С. Васильченко показал своим коллегам по Институту психиатрии привезенные из Дании школьные учебники, его обвинили в увлечении порнографией. Даже самые здравомыслящие люди говорили "а", но до "б" им было еще очень далеко.
В 1960-х годах на русский язык были переведены две популярные книжки немецкого (ГДР) врача-гигиениста Рудольфа Нойберта "Вопросы пола" (I960 и 1962) и "Новая книга о супружестве" (1969). Из обширной и достаточно хорошей гедеэровской литературы нарочно были выбраны самые "безобидные", примитивно-моралистические книги, которые сразу стали бестселлерами. Но даже такая информация казалась опасной. В предисловии к "Новой книге о супружестве" известный психолог профессор Виктор Колбановский четко сформулировал главную задачу советского полового воспитания - уберечь молодежь от сексуальности:
Чтобы ослабить напряжение центральной нервной системы от импульсов, идущих из половой сферы, необходимо отвлечь внимание растущей молодежи, в большинстве своем учащейся, в сторону познания различных явлений действительности. Работа в научных кружках, на станциях юных натуралистов и техников, занятия спортом, туризмом, проба своих творческих сил в поэзии, литературе, различных видах искусства, в общественной деятельности настолько захватывает и отвлекает внимание от половых переживаний, что подростки, юноши и девушки легко справляются с ними.
Да что там подростки! Даже взрослые, женатые люди должны как можно меньше заниматься сексом:
Что касается супружеских отношений, то большая производственная и общественная загруженность мужчин и женщин, наряду с их заботой о воспитании детей и удовлетворением непрестанно растущих культурных потребностей в значительной мере отвлекает их внимание от интенсивных половых переживаний, и половое сближение перестает быть привычкой. Духовные интересы супругов начинают преобладать, особенно если их увлекает творческая деятельность.11
По сути дела, Колбановский призывает супругов к отказу от половой жизни, даже по привычке. А ведь он был не противником, а сторонником полового воспитания! Вот только как бы обойтись при этом без секса...
Созданный в Академии Педагогических Наук (АПН) СССР сектор "этико-эстетических проблем полового воспитания" занимался главным образом морализированием, пропагандой полного сексуального воздержания до 25-30 лет и запугивал подростков ужасными последствиями мастурбации (импотенция, потеря памяти и т.д. и т.п.). Кстати сказать, в старом учебнике педагогики, изданном в 1940 г., по которому я учился в годы войны, говорилось, что подростковая мастурбация не страшна (этот раздел писал В.Е.Аркин); в послевоенные годы она снова стала смертельно опасной.
В ироническом романе Игоря Яркевича "Как я занимался онанизмом", действие которого происходит много позже, классный руководитель дает мальчику на один день "почитать научно-популярную книжку о половом воспитании в старших классах средней школы с грифом "Совершенно секретно", где было сказано, что онанизм - это не то, чтобы плохо, но и не то, чтобы хорошо, а заниматься им не надо"12
Тем не менее жизнь брала свое. Подростки почему-то не хотели отвлекаться от сексуальности спортом, а молодые супруги горько сетовали на свою непросвещенность, в чем их поддерживали некоторые врачи.
В детском фольклоре 1980-х годов, а, возможно, и раньше, были широко
представлены сексуально-эротические сюжеты. Например,
Маленький мальчик играет в роддом.
Маша уйдет с большим животом.
Или такое:
Ржавой отверткой на грязной фанерке
Делали дети аборт пионерке13
У подростков скабрезная поэзия была и вовсе разнообразной. Пока их учителя и
родители медленно и осторожно поднимали вопрос, у мальчишек вовсю стояло нечто
другое. Кажется, не было такого классика и такого литературного жанра, которых
не спародировали бы непочтительные, наглые мальчишки:
- Я хожу по траве, - Не ходи по траве, Я хуй достаю из широких штанин, Во глубине сибирских руд
Босы ноги мочу.
Я такой же, как все,
Я ебаться хочу.
Босых ног не мочи.
Ты такой же, как все -
Лучше сядь, подрочи.
Твердый, как консервная банка.
Смотрите, завидуйте: я - гражданин,
А не какая-нибудь гражданка!
Жирафа шестеро ебут.
Трое в уши, трое в рот,
Добывают кислород.14
Хотя дефицит научных знаний не мешал работе юношеского эротического воображения, взрослые хотели его цивилизовать. Об острой необходимости полового воспитания и просвещения говорил и самый первый советский опрос общественного мнения, проведенный "Комсомольской правдой" под руководством будущего выдающегося прогрессивного социолога Бориса Грушина и будущего главного редактора коммунистически-черносотенной газеты "Советская Россия" Валентина Чикина (в начале 1960-х водораздел не был еще виден); результаты этого опроса были опубликованы в журнале "Молодая гвардия" (19б4, №6-7). Стали писать об "этом" и комсомольские газеты.
Уже самые первые ростки сексуального просвещения (даже и не просвещения, а только разговоров о нем), вызывали дикую ярость необольшевистских, правонационалистических, фашиствующих сил в партии и комсомоле.
В написанном работником Московского горкома комсомола Валерием Скурлатовым необольшевистском милитаристском "Уставе нравов" (1965) говорилось:
Провести длительную кампанию о родовой, моральной и физиологической ценности девичьей чести, о преступности добрачных связей... Не останавливаться вплоть до использования старинных крестьянских обычаев; мазанье ворот дегтем, демонстрация простыни после первой брачной ночи, телесные наказания тем, кто отдается иностранцам, клеймение и стерилизация их... Не заниматься так называемым "половым воспитанием", не возбуждать интереса к проблемам пола. Пол - дело интимное, здесь все должно решаться само собой. Подавлять интерес к проблеме пола за счет поощрения интереса к романтике, революции... Сублимировать пол в творчество15
Для начала брежневской эры взгляды Скурлатова были слишком радикальными, поэтому они была официально осуждены. Но в дальнейшем российский национал-большевизм расцвел махровым цветом.
Заниматься сексуальным просвещением в СССР всегда было опасно. В 1973 г. в Ленинграде по инициативе А. М. Свядоща была создана первая в стране профессиональная платная консультация "Брак и семья". Городские власти разрешили ее создание, но запретили какую бы то ни было рекламу. При регистрации брака молодоженам предлагали прослушать цикл из двух лекций. Первая была посвящена вопросам семейной экономики и этики, а вторая - сексу. Но когда на первом методическом совете Свядощ сказал, что собирается рассказать молодоженам об основных сексуальных позициях, последовало возражение: как можно говорить "такие вещи" невинным девушкам? Позвольте, сказал профессор, где вы видели сейчас таких девушек? И потом даже если наша невеста пришла во Дворец бракосочетаний прямо из монастыря и ни о чем таком никогда не слыхала, на брачном ложе ей все равно придется принять какую-то позу. Так почему не научить ее заранее? Но ведь если мы это сделаем, возразил оппонент, нас могут обвинить в пропаганде разврата и порнографии. И говорил это не реакционный партийный функционер, а либеральный профессор-психотерапевт, будущий основатель кафедры сексологии в Ленинградском институте усовершенствования врачей. Он все понимал, но боялся. Можно ли, зная нашу историю, обвинять его за это?
Если так сложно было решить вопрос с просвещением взрослых, то во много раз труднее было сделать что-нибудь для подростков. Споры о том, нужно ли нам половое воспитание и если да, то какое именно, растянулись на добрую четверть века. Только в 1983-85 гг. в школах РСФСР формально был введен курс подготовки к браку и семейной жизни из двух частей: "Гигиеническое и половое воспитание" (12 часов) в 8 классе, в рамках курса анатомии и физиологии человека, и "Этика и психология семейной жизни" (34 часа) в 9-10 классах. Этот курс включал и некоторые элементы сексуального просвещения. Но решение это осталось на бумаге.
Прежде всего, никто не позаботился заранее о подготовке учителей. Учителя вообще плохо обучаемы, а заставить женщин-учительниц, часто с неустроенной личной жизнью, говорить такие неприличные слова как "половые органы" или "онанизм" и вовсе невозможно.
Учебные пособия для учителей, написанные А. Г. Хрипковой и Д. В. Колесовым, "Девочка - подросток - девушка" (1981) и "Мальчик - подросток - юноша" (1982), изданные первое тиражом 400 тысяч, а второе - миллион экземпляров, представляли собой причудливую смесь полезных физиологических и медико-гигиенических сведений с примитивным морализированием. Вот несколько взятых наугад цитат:
"Половое влечение - это специфическое отношение представителей одного пола к представителям другого пола".
"Стыдливость (но не жеманство) привлекательна в женщине, но неприемлема для мужчины...; у мужчины стыдливость в известной ситуации может рассматриваться как проявление половой слабости".
"Если женщина постоянно закрывает лицо, как в некоторых странах Востока, то именно оно становится привлекательным для мужчин, и напротив, на голые ноги никто и не обратит внимания. Если же женщины ходят с открытым лицом, но платье носят длинное, то его укорочение выше колен служит объектом повышенного интереса мужского пола и т.д
"Тот... факт, что некоторые женщины курят, говорит о том, что они плохие матери, какие были и в прошлом, только раньше это проявлялось по-другому".16
"Половая зрелость - способность мужчины не только зачать ребенка, но и обеспечить наилучшие условия для вынашивзния, выхаживания ребенка матерью, для физического и духовного развития".
"Длина волос, конечно, дело вкуса. Но все же стремление представителей мужского пола носить прическу, приближающуюся по характеру к традиционно женской, не может не вызывать недоумения".
"Одеваться мальчик, подросток, юноша должны так, чтобы одемода не бросалась в глаза, не привлекала общего внимания, но была удобной, легкой и теплой"17
Вооруженный подобными сентенциями учитель мог бы преподавать разве что пенсионерам, а никак не ироничным современным подросткам. Но откуда было авторам-биологам взять научные представления о психологии пола и сексуальности, если советская психология, как и педагогика, были принципиально бесполыми, а зарубежная наука считалась идеологически подрывной?
В том же духе было выдержано и написанное двумя уважаемыми урологами учебное пособие по курсу "Этика и психология семейной жизни" для студентов украинских вузов:
"Большое разнообразие сексуальных поз, описанных в специальной литературе, в основном является результатом вульгаризации и изощрений.- Если после окончания полового акта появляется желание испытать еще что-то необыкновенное - это верный признак половой удовлетворенности. Лучше остановиться и отдохнуть".
"...Половое воздержание до 25-30 лет не только безвредно, но и весьма полезно, а в добрачный период, т. е. в возрасте 18-26 дет, и необходимо".
"Регулярно совершать повторные половые акты не рекомендуется даже при наличии желания и возможности для их осуществления".
"Онанизм- - совершенно противоестественный способ удовлетворения полового чувства- Применительно к демографическим показателям в нашей стране наиболее оправдано определение онанизма как противоестественного и порочного способа половой деятельности".18
Учебные пособия для школьников были, естественно, еще более консервативными и старались обойти "сексуальные" вопросы молчанием.
Конечно, были и другие, вполне профессиональные публикации, например, книга Д. Н. Исаева и В. Е. Кагана "Половое воспитание и психогигиена пола у детей" (Л., 1979,1980), популярные книги В. Е. Кагана "Родителям о половом воспитании" (М., 1989), "Воспитателю о сексологии" (М., 1991) и другие, но они не могли изменить общей картины. Разработанные учеными (Д. В. Колесовым; В. Е. Каганом и Л.В. Ковинько и другими) программы дифференцированного полового просвещения для учащихся разного возраста остались невостребованными. Врачи и педагоги не имели, да и не искали, общего языка, а психологи в этом деле вовсе не участвовали19
В целом советская педагогика с задачей полового воспитания и сексуального просвещения не справилась, и когда в конце 1980-х председатель Госкомитета по народному образованию СССР Г. А. Ягодин фактически санкционировал отмену курса "Этики и психологии семейной жизни", никто об этом особенно не жалел. Но взамен этого курса не было создано ничего-. Педагоги-ация сексуальности провалилась, едва-едва начавшись, вследствие господства реакционной идеологии, отсутствия профессионализма и междисциплинарных контактов.
О том, как трудно было здесь что-нибудь сделать, свидетельствует мой личный опыт. Я занялся проблемами сексологии в известной мере помимо собственной воли. Будучи сам воспитан в пуританском духе, я не собирался эти табу нарушать. Мои личные запросы вполне удовлетворило в 1950-х гг. знакомство с классической старой книгой Теодора Ван де Вельде "Идеальный брак", а в научно-теоретическом плане сексуальность не казалась мне достойным сюжетом. Мои главные научные интересы касались философии и методологии общественных наук, теории личности и, несколько позже, социологии и психологии юношеского возраста.20
Но все эти три круга вопросов так или иначе заставляли задумываться над проблемами пола и сексуальности.
Занимаясь историей западной социологии, я уже в 1950-х гг. познакомился с трудам и Альфреда Кинзи, а затем - интересно же! - и с другими подобными книгами. А если знаешь что-то важное - как не поделиться с другими? Моя первая статья на эти темы "Половая мораль в свете социологии" (1966) была написана по заказу редакции журнала "Советская педагогика". Несколько страниц о сексуальной революции и о психосексуальном развитии человека содержала и книга "Социология личности" (1967). Статья "Секс, общество, культура" в журнале "Иностранная литература" (1970) была первой и в течение многих лет единственной в СССР попыткой более или менее серьезного обсуждения проблем сексуально-эротической культуры.
Тем не менее эти сюжеты были для меня сугубо периферийными, и если бы кто-то сказал мне, что я стану "ведущим советским сексологом", я бы рассмеялся.
Поворот от социологии сексуального поведения к теоретико-методологическим проблемам самой сексологии как междисциплинарной отрасли знания был связан с подготовкой третьего издания Большой Советской Энциклопедии, в которой я был научным консультантом.
В 46 томе первого издания БСЭ, вышедшем в 1940 г. была весьма консервативная статья "Половая жизнь", в которой акцент делался на том, чтобы не вызывать "нездоровый интерес" и добиваться "разумного переключения полового влечения в область трудовых и культурных интересов"; заодно сообщалось, что в СССР нет полового вопроса.
Ко времени выхода второго издания БСЭ (1955 г.) в СССР не стало уже не только "полового вопроса", но и "половой жизни". В 33 томе Энциклопедии имеется статья "Пол", но она посвящена исключительно биологии, человек в ней даже не упоминается. Стопроцентно медико-биологическими были и все прочие статьи, касавшиеся пола: половое бессилие, половое размножение, половой отбор, половой диморфизм, половой цикл, половые железы, клетки, органы. Единственный социальный сюжет - "Половые преступления". И правильно - чего еще ждать от такой гадости как пол?
В третьем издании БСЭ, выходившем в 1970-х годах, "половую жизнь" решили восстановить, но когда мне прислали на просмотр весь блок статей, относящихся к полу, я пришел в ужас. В статье "Пол", написанной видным генетиком В. А Струнниковым, не оказалось не только ничего социального, но даже и самого человека; все сводилось к генетике пола, в основном на примере шелкопряда, которого плодотворно изучали советские генетики; такие важные для понимания механизмов половой дифференциации дисциплины как эндокринология и эволюционная биология даже не были упомянуты; в списке литературы не было ни одной иностранной книги. Такими же монодисциплинарными были и остальные медико-биологические статьи. В материалах же, которые подготовили педагоги и философы, господствовала привычная морализация.
Чтобы спасти положение, заведующие тремя редакциями (философии, биологии и педагогики) просили меня, совместно с Г. С. Васильченко, написать довольно большую статью "Половая жизнь", в которой попытаться как-то интегрировать разные подходы. Но где взять дополнительный объем, ведь буква "с" ближе к концу алфавита, а объем издания лимитирован? Завредакциями обратились в главную редакцию, ждали отказа и даже приготовили на этой случай неотразимый аргумент: поскольку за несколько дней до того был увеличен объем статьи "Одежда", редакторы пошли к начальству под лозунгом: "Зачем одежда, если нет половой жизни?" Но главный редактор согласился и без нажима. В результате была не только расширена "Половая жизнь", но и появились отдельные статьи "Сексология", написанная мною, и "Сексопатология", написанная Г. С. Васильченко. Поскольку эта проблематика давалась на страницах БСЭ впервые, мне пришлось задуматься о месте сексологии среди прочих научных дисциплин и не только медицинских.
В 1976г. по просьбе ленинградских психиатров и сексопатологов я прочитал в Психоневрологическом институте имени Бехтерева лекционный курс о юношеской сексуальности, содержавший также ряд соображений общего характера. Лекции вызвали значительный общественный интерес, их неправленые стенограммы стали распространяться в самиздате, а известный польский сексолог Казимеж Имелиньский заказал мне главу "Историко-этнографические аспекты сексологии" для коллективного труда "Культурная сексология".
Посылая ее в цензуру, я очень боялся скандала из-за семантики русского мата: прочитает эти страницы какая-нибудь бдительная цензорша и начнется шум - вот, дескать, чем занимаются эти ученые, да еще за рубеж посылают! Но все обошлось.
После этого венгерское партийное (!) издательство имени Кошута, которое переводило все мои книги, заказало мне оригинальную книгу "Культура/сексология". Рукопись получила высокую оценку советских и венгерских рецензентов, была опубликована в 1981 г. и имела в Венгрии огромный читательский успех (там такой литературы тоже было мало). В 1985 г. новый ее вариант - "Введение в сексологию" был издан и сразу же распродан в обеих Германиях.
Вначале я не воспринимал эту работу особенно серьезно, считая ее чисто популяризаторской, каковой она по своему жанру и была. Но в 1979 г. я был приглашен на Пражскую сессию Международной Академии сексологических исследований, самого престижного международного сообщества в этой области знания, и по недосмотру партийного начальства (подумаешь, Чехословакия!) меня туда, вопреки всем ожиданиям, выпустили. Общение с крупнейшими сексологами мира показало мне, что некоторые мои мысли не совсем тривиальны и интересны также и для профессионалов. Естественно, это актуализировало вопрос о русском издании книги.
Поначалу я об этом вовсе не думал, рассчитывая исключительно на самиздат, который действительно стал ее энергично распространять. Молодые психологи давали читать мою рукопись своим частным клиентам и нашли, что это чтение само по себе дает хороший психотерапевтический эффект. Все советские рецензенты рукописи, а их было в общей сложности свыше сорока (из-за мультидисциплинарного характера книги мне нужно было апробировать ее у ученых разных специальностей, среди которых были этнографы, социологи, антропологи, психологи, физиологи, сексопатологи, эндокринологи, психиатры и другие), плюс два ученых совета, дружно спрашивали: "А почему это печатается только за границей? Нам это тоже интересно и даже гораздо нужней, чем им!"
После того, как рукопись беспрепятственно прошла Главлит, я тоже подумал: а в самом деле, почему бы и нет, ведь все за, никто не возражает? Для социолога моего возраста это была, конечно, непростительная глупость.
В начале 1979 года я предложил уже залитованную и принятую к печати за рубежом рукопись издательству "Медицина", - только оно могло печатать такие неприличные вещи. Заявку сразу же отклонили как "непрофильную для издательства". Понимая значение этой работы, дирекция Института этнографии, попыталась, при поддержке крупнейших физиологов академиков Е. М. Крепса и П. В. Симонова, протолкнуть ее в издательство "Наука" под двумя грифами - Института этнографии и Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии, причем Симонов согласился быть ее титульным редактором, под нейтральным названием "Пол и культура". Чтобы не дразнить гусей, я снял, вопреки совету Симонова, главу о гомосексуализме, оставив из нее только самое необходимое, убрал и многое другое. Не помогло! Вопреки обязательному для издательства решению редакционно-издательского совета Академии Наук СССР, несмотря на кучу положительных отзывов и личный нажим П. В. Симонова, "Наука" книгу так и не опубликовала. Главный редактор то ли не хотел, то ли боялся ее печатать.
1 января 1984 г. я написал официальное письмо директору Института этнографии академику Ю. В. Бромлею, что прекращаю работу над этой темой и прошу сдать мою рукопись в архив:
Мне очень жаль, что серьезная, стоившая огромного труда попытка преодолеть многолетнее глубокое отставание отечественной науки в одном из фундаментальных, имеющих большое практическое и общекультурное значение разделов человековедения, поддержанная ведущими советскими учеными многих специальностей и высоко оцененная за рубежом, разбилась о некомпетентность, равнодушие и ханжество. Мои силы и возможности исчерпаны, возвращаться к этой теме я не собираюсь. Но так как архивные документы, в отличие от научных трудов, не стареют, навсегда оставаясь памятниками своей эпохи, их нужно сохранить для будущих историков науки.
Тем временем моя рукопись все шире распространялась в самиздате. Постепенно стали публиковаться и статьи. Первая моя теоретическая сексологическая статья была напечатана в 1981 г. в "Вопросах философии" под заведомо непонятным названием "На стыке наук" (чтобы избежать нежелательной и опасной сенсации).
Между прочим, первый вариант статьи редколлегия большинством голосов отклонила. Один академик сказал, что ничего нового и теоретически значимого ни о поле, ни о сексе вообще написать нельзя, как нет и ничего философского в проблеме половых различий, тут все ясно. О филогенетических истоках фаллического культа (в статье приводились данные о ритуале демонстрации эрегированного полового члена у обезьян) было сказано, что этот материал был бы хорош в отделе сатиры и юмора, но его в журнале, к сожалению, нет.
И все это говорили, в общем-то, умные и образованные, хоть и не сексологически, люди; такова была инерция привычных табу. Однако, вопреки правилам, ни один из членов редколлегии не вернул в редакцию рукопись статьи, все понесли ее домой, для просвещения домашних и друзей... Одна ученая дама рассказывала мне потом, что когда рукопись прочитали ее муж-полковник и сын-студент, ей пришлось услышать о себе и своем журнале много нелестного. Следующий раз она голосовала уже не "против", а "за". Усилиями главного редактора В. С. Семенова и ряда членов редколлегии (В. А. Лекторского, В.Ж.Келле, Л. Н. Митрохина и других) исправленная - но не улучшенная - статья была напечатана и, вопреки ожиданиям, никакого скандала не вызвала. Из ЦК позвонили только затем, чтобы попросить прислать им все оставшиеся экземпляры журнала. Там тоже интересовались сексом...
За "Вопросами философии" последовали статьи в "Социологических исследованиях" и "Советской этнографии". Все, разумеется, с трудностями и купюрами (кстати, их делали вовсе не цензоры, а ученые редакторы). Глава о психосексуальном развитии и взаимоотношениях юношей и девушек в моих учебных пособиях для студентов пединститутов и для родителей "Психология юношеского возраста" была написана с совершенно иных позиций, чем книги Хрипковой и Колесова. Но чего все это стоило!
Мое интервью в газете "Московский комсомолец" (1984), где впервые в советской массовой печати появилось слово "сексология", носили согласовывать в горком партии. Там сначала думали, что сексология - то же самое, что порнография, но когда журналисты показали им том БСЭ с моей одноименной статьей, не стали возражать. Только удивлялись, почему эта тема так волнует молодежную газету, - ведь в жизни так много интересного...
Все хотели что-нибудь узнать о сексе, но не смели называть вещи своими именами. В одном биологическом институте Академии Наук мой доклад назвали "Биолого-эволюционные аспекты сложных форм поведения". Название своего доклада на Всесоюзной школе по биомедицинской кибернетике я даже запомнить не смог - очень уж ученые были там слова. А на семинаре в Союзе кинематографистов моя лекция называлась "Роль марксистско-ленинской философии в развитии научной фантастики"! И никто не понимал, что все это не столько смешно, сколько унизительно. Как будто я показываю порнографические картинки...
Я пробовал обращаться в высокие партийные инстанции. Писали в ЦК и некоторые мои коллеги (Б. М. Фирсов). Но аппаратчики, даже те, которые понимали суть дела и хотели, чтобы моя книга была издана, боялись, что их могут заподозрить в "нездоровых сексуальных интересах". Зато я научился безошибочно отличать ученого на высокой должности от начальника с высокой ученой степенью: ученый, если он понимает значение вопроса, постарается что-то сделать, начальник же, будь он трижды академик, непременно уйдет в кусты. Судя по этому критерию, академики в ЦК КПСС были, а ученых не было.
Когда ситуация с моей книгой приняла уже явно скандальный характер, чтобы задним число оправдать невыполнение решения академического редсовета, рукопись послали в сектор этики Института философии, с твердым расчетом получить, наконец, отрицательный отзыв, так как с точки зрения нашей официальной этики всякая половая жизнь казалась сомнительной. И снова произошла осечка.
Институт философии дал на мою книгу положительный отзыв за четырьмя подписями, определенно рекомендовал ее напечатать и подчеркнул, что "другого автора по этой теме в стране нет". Однако, в порядке привычной перестраховки (по справедливости, все мы, советские обществоведы, должны были бы получать основную зарплату в Главлите, мы прежде всего "бдели", а все остальное делали как бы по совместительству), рецензенты (вполне достойные, уважаемые люди) пустились в размышления: на кого рассчитана книга? Если только на специалистов, то можно печатать все, как есть. Но книга-то интересна всем. Кон - весьма читаемый автор, а "некомпетентный читатель" может чего-то не понять. Например, "положение о бисексуальности мозга может сослужить плохую службу половому просвещению в борьбе с половыми извращениями"...
Прочитав этот отзыв, я долго смеялся. Следуя этой логике, астрономы должны засекретить факт вращения Земли, чтобы находящиеся в подпитии граждане не могли использовать его для оправдания своего неустойчивого стояния на ногах. Не следует и упоминать, что все люди смертны: во-первых, это грустно, во-вторых, врачи нас тогда совсем лечить перестанут! Тем не менее издательство Академии Наук СССР стало именно на точку зрения предполагаемого "некомпетентного читателя", и рукопись книги была мне возвращена.
После этого я окончательно плюнул на возможность ее советского издания. Но случайно эту историю услышал покойный академик медицины В. М. Жданов. Он не имел никакого отношения к этой тематике и не читал рукописи, но написал письмо директору "Медицины" (там тем временем сменилось руководство). Издательство согласилось пересмотреть прежнее решение. Философский отзыв, который "Наука" сочла отрицательным, для "Медицины" оказался безусловно положительным. Рукопись еще раз отрецензировал Г. С. Васильченко и снова дал на нее положительный отзыв. Я восстановил и дополнил то, что относилось к сексопатологии, добавил и еще кое-что, необходимое именно врачам, - понимающим людям вряд ли нужно объяснять, что значит 4 раза переписать, без компьютера, толстую книгу, поддерживая ее на уровне мировых стандартов в течение долгих 10 лет! - и в 1988 г. "Введение в сексологию" вышло, наконец, в свет. Годом раньше вышел его сокращенный эстонский перевод.
Вначале, чтобы не развратить невинного советского читателя, книгу хотели издать небольшим тиражом, без предварительного объявления и не пуская в открытую продажу. Затем коммерческие соображения заставили увеличить тираж до 200 тысяч, но ни один экземпляр не продавался нормально в магазине, весь тираж был распределен между медицинскими и научными учреждениями по особым спискам. Потом допечатали еще 100 тысяч, а в 1989г. еще 250 тысяч, итого 550 тысяч, но купить ее все равно можно было только у перекупщиков. Между прочим, она не попала ни в одну библиотеку США, даже в знаменитую Библиотеку Конгресса.
"Введение в сексологию" имело хорошую прессу как в СССР, так и за рубежом, и переведено на несколько языков, включая китайский. В средствах массовой информации меня теперь называют не иначе как профессором сексологии или, что еще хуже, сексопатологом, не совсем понимая, что это значит.
В известном смысле я оказался заложником собственной книги. Массовый читатель искал и находил в ней совсем не то, что было важно для автора, и я не имел права уклониться от этой ответственности. Волею случая, я оказался в роли просветителя, и перед лицом этой новой задачи мои собственные научные интересы стали второстепенными. Да, я занимаюсь не своим делом. Но если ни один советский гинеколог никогда не слышал про точку Грефенберга, кто-то должен был о ней рассказать. В новой, популярной книге "Вкус запретного плода" (1992) и ряде газетных статей я даже привел картинку, как ее нащупать. Российские онкологи, конечно, знают, как важен женщинам самоосмотр груди для своевременного обнаружения рака молочных желез. Но поскольку пропаганда этого общедоступного и ничего не стоящего метода в стране почему-то не ведется, я привел и такую картинку и считаю эту страницу самой важной во всей книге. И если русским мальчикам и их родителям никто никогда не объяснял, что нужно мыть головку члена под крайней плотью, это тоже делаю я. Мне смертельно обидно переводить остаток жизни на подобные вещи, но если в стране нет профессионализма, нужна хотя бы элементарная грамотность.
Вернемся однако к теме. "Медикализация" и "педагогизация" сексуальности справедливо высмеивается на Западе, как очередная и заведомо безуспешная попытка манипулировать человеком и его чувствами. "Секс по рецепту" действительно смешон. Однако в советских условиях, как некогда - в Европе и в США, эта политика была необходимым этапом перехода от дикости к цивилизации. Какими бы смешными и консервативными ни казались сегодня рассуждения советских медиков и педагогов недавнего прошлого, эти люди заслуживают уважения уже за то, что поднимали эти вопросы. И не так уж важно, был ли их консерватизм искренним или притворным и объяснялся ли он незнанием, лицемерием или двоемыслием. По сравнению с полным отрицанием секса это был шаг вперед.
Но реформистская стратегия в сфере сексуальности в СССР полностью провалилась так же, как хрущевские и косыгинские реформы - в сфере экономики. Сталинское наследие было слишком мрачным, а сопротивление переменам - слишком сильным. Попытки "окультурить" советский секс были чересчур медленными и нерешительными. "Медикализация" сексуальности к середине 1980-х успела сделать только первые робкие шаги, а "педагогизация" вообще осталась на уровне призывов. Да и сами "реформаторы" плохо понимали, чего они хотят. Сексуальность оставалась для них врагом, опасным соблазном, диким зверем, которого нужно обуздать. Но репрессивно-запретительная стратегия здесь не работает.
Тем не менее, уже простое признание самого факта существования пола и сексуальности было чрезвычайно важным. Подобно осознанию неэффективности централизованного экономического планирования, оно сделало абсолютные нормативные запреты относительными и проблематичными, лишило их привычной легитимации. Король, как в сказке Андерсена, оказался голым. Но что делать с этой сомнительной и не очень-то привлекательной наготой, никто не знал. С ослаблением внешнего контроля, вся система советских сексуальных ценностей и способов ее поддержания неминуемо должна была рухнуть, причем самым драматическим образом.
Так и случилось после 1987 г.
|
|
|