| СЕКСОЛОГИЯ | |||||||||||
| Персональный сайт И.С. КОНА |
| ||||||||||
Игорь Семенович Кон родился 21 мая 1928 года в Ленинграде. Окончил исторический факультет Ленинградского Пединститута имени А.И. Герцена (1947) и две аспирантуры, по новой истории и по философии (1950). Кандидат исторических наук (1950), кандидат философских наук (1950), доктор философских наук (1960), профессор (1963), академик Российской Академии образования (1989), почетный профессор Корнелльского университета (1989), доктор honoris causa университета Серрей (1992).
Работал в Вологодском пединституте (1950-1952), Ленинградском химико-фармацевтическом институте (1953-56), Ленинградском Гос. Университете (1956-1967), Институте философии АН СССР (1976-68), Институте конкретных социальных исследований АН СССР (1968-1972), Институте общественных наук (1972-1974). С 1975 - главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН. Занимался исследовательской и преподавательской работой в ряде ведущих университетов США и Европы.
Области научных интересов - философия и методология истории, история социологии (основатель и первый президент Исследовательского комитета по истории социологии Всемирной социологической ассоциации), этика, социальная и возрастная психология, теория личности, антропология и социология детства и юности, сексология. Автор свыше 40 книг и 300 статей, многие из которых переведены на иностранные языке.
Ответственный редактор ряда коллективных трудов и серийных изданий ("Словарь по этике", "Этнография детства" и др.). Член нескольких международных научных сообществ и академий (International Academy of Sex Research; European Association of Experimental Social Psychology; International Sociological Association; Polish Academy of Sex Research; Deutsche Gesellschaft fur Sexualforschung; European Association for Adolescent Psychology и др) и редакционных советов ряда научных журналов ("Человек", "Archives of Sexual Behavior," "Zeitschrift fur Sexualforschung," "Journal of Homosexuality", "Journal of the History of Sexuality", "Childhood", "Current Sociology", "Sexualities", "Men and Masculinities").
Я занялся проблемами сексологии в известной мере помимо собственной воли. Будучи сам воспитан в пуританском духе, я не собирался эти табу нарушать. Мои личные запросы вполне удовлетворило в 1950-х гг. знакомство с классической старой книгой Теодора Ван де Вельде "Идеальный брак", а в научно-теоретическом плане сексуальность не казалась мне достойным сюжетом. Мои главные научные интересы касались философии и методологии общественных наук, теории личности и, несколько позже, социологии и психологии юношеского возраста.
Но все эти три круга вопросов так или иначе заставляли задумываться над проблемами пола и сексуальности.
Занимаясь историей западной социологии, я уже в 1950-х гг. познакомился с трудам Альфреда Кинзи, а затем - интересно же! - и с другими подобными книгами. А если знаешь что-то важное - как не поделиться с другими? Моя первая статья на эти темы "Половая мораль в свете социологии" (1966) была написана по заказу редакции журнала "Советская педагогика". Несколько страниц о сексуальной революции и о психосексуальном развитии человека содержала и книга "Социология личности" (1967). Статья "Секс, общество, культура" в журнале "Иностранная литература" (1970) была первой и в течение многих лет единственной в СССР попыткой более или менее серьезного обсуждения проблем сексуально-эротической культуры.
Тем не менее эти сюжеты были для меня сугубо периферийными, и если бы кто-то сказал мне, что я стану "ведущим советским сексологом", я бы рассмеялся.
Поворот от социологии сексуального поведения к теоретико-методологическим проблемам самой сексологии как междисциплинарной отрасли знания был связан с подготовкой третьего издания Большой Советской Энциклопедии, в которой я был научным консультантом.
В 46 томе первого издания БСЭ, вышедшем в 1940 г. была весьма консервативная статья "Половая жизнь", в которой акцент делался на том, чтобы не вызывать "нездоровый интерес" и добиваться "разумного переключения полового влечения в область трудовых и культурных интересов"; заодно сообщалось, что в СССР нет полового вопроса.
Ко времени выхода второго издания БСЭ (1955 г.) в СССР не стало уже не только "полового вопроса", но и "половой жизни". В 33 томе Энциклопедии имеется статья "Пол", но она посвящена исключительно биологии, человек в ней даже не упоминается. Стопроцентно медико-биологическими были и все прочие статьи, касавшиеся пола: половое бессилие, половое размножение, половой отбор, половой диморфизм, половой цикл, половые железы, клетки, органы. Единственный социальный сюжет - "Половые преступления". И правильно - чего еще ждать от такой гадости как пол?
В третьем издании БСЭ, выходившем в 1970-х годах, "половую жизнь" решили восстановить, но когда мне прислали на просмотр весь блок статей, относящихся к полу, я пришел в ужас. В статье "Пол", написанной видным генетиком В.А. Струнниковым, не оказалось не только ничего социального, но даже и самого человека; все сводилось к генетике пола, в основном на примере шелкопряда, которого плодотворно изучали советские генетики; такие важные для понимания механизмов половой дифференциации дисциплины как эндокринология и эволюционная биология даже не были упомянуты; в списке литературы не было ни одной иностранной книги. Такими же монодисциплинарными были и остальные медико-биологические статьи. В материалах же, которые подготовили педагоги и философы, господствовала привычная морализация.
Чтобы спасти положение, заведующие тремя редакциями (философии, биологии и педагогики) просили меня, совместно с Г.С. Васильченко, написать довольно большую статью "Половая жизнь", в которой как-то интегрировать разные подходы. Но где взять дополнительный объем, ведь буква "с" ближе к концу алфавита, а объем издания лимитирован? Завредакциями обратились в главную редакцию, ждали отказа и даже приготовили на этой случай неотразимый аргумент: поскольку за несколько дней до того был увеличен объем статьи "Одежда", редакторы пошли к начальству под лозунгом: "Зачем одежда, если нет половой жизни?" Но главный редактор согласился и без нажима. В результате была не только расширена "Половая жизнь", но и появились отдельные статьи "Сексология", написанная мною, и "Сексопатология", написанная Г.С. Васильченко. Поскольку эта проблематика давалась на страницах БСЭ впервые, мне пришлось задуматься о месте сексологии среди прочих научных дисциплин и не только медицинских.
В 1976 г. по просьбе ленинградских психиатров и сексопатологов я прочитал в Психоневрологическом Институте имени Бехтерева лекционный курс о юношеской сексуальности, содержавший также ряд соображений общего характера. Лекции вызвали значительный общественный интерес, их неправленные стенограммы стали распространяться в самиздате, а известный польский сексолог Казимеж Имелиньский заказал мне главу "Историко-энографические аспекты сексологии" для коллективного труда "Культурная сексология".
Посылая ее в цензуру, я очень боялся скандала из-за семантики русского мата: прочитает эти страницы какая-нибудь бдительная цензорша и начнется шум - вот, дескать, чем занимаются эти ученые, да еще за рубеж посылают! Но все обошлось.
После этого венгерское партийное (!) издательство имени Кошута, которое переводило все мои книги, заказало мне оригинальную книгу "Культура/сексология". Рукопись получила высокую оценку советских и венгерских рецензентов, была опубликована в 1981 г. и имела в Венгрии огромный читательский успех (там такой литературы тоже было мало). В 1985 г. новый ее вариант - "Введение в сексологию" был издан и сразу же распродан в обеих Германиях.
Вначале я не воспринимал эту работу особенно серьезно, считая ее чисто популяризаторской, каковой она по своему жанру и была. Но в 1979 г. я был приглашен на Пражскую сессию Международной Академии Сексологических исследований, самого престижного международного сообщества в этой области знания, и по недосмотру партийного начальства (подумаешь, Чехословакия!) меня туда, вопреки всем ожиданиям, выпустили. Общение с крупнейшими сексологами мира показало мне, что некоторые мои мысли не совсем тривиальны и интересны также и для профессионалов. Естественно, это актуализировало вопрос о русском издании книги.
Поначалу я об этом вовсе не думал, рассчитывая исключительно на самиздат, который действительно стал ее энергично распространять. Молодые психологи давали читать мою рукопись своим частным клиентам и нашли, что это чтение само по себе дает хороший психотерапевтический эффект. Все советские рецензенты рукописи, а их было в общей сложности свыше сорока (из-за мультидисциплинарного характера книги мне нужно было апробировать ее у ученых разных специальностей, среди которых были этнографы, социологи, антропологи, психологи, физиологи, сексопатологи, эндокринологи, психиатры и другие), плюс два ученых совета, дружно спрашивали: "А почему это печатается только за границей? Нам это тоже интересно и даже гораздо нужней, чем им!"
После того, как рукопись беспрепятственно прошла Главлит, я тоже подумал: а в самом деле, почему бы и нет, ведь все за, никто не возражает? Для социолога моего возраста это была, конечно, непростительная глупость.
В начале 1979 года я предложил уже залитованную и принятую к печати за рубежом рукопись издательству "Медицина", - только оно могло печатать такие неприличные вещи. Заявку сразу же отклонили как "непрофильную для издательства". Понимая значение этой работы, дирекция Института этнографии, попыталась, при поддержке крупнейших физиологов академиков Е.М. Крепса и П.В. Симонова, протолкнуть ее в издательство "Наука" под двумя грифами - Института этнографии и Института высшей нервной деятельности и нейрофизиологии, причем Симонов согласился быть ее титульным редактором, под нейтральным названием "Пол и культура". Чтобы не дразнить гусей, я снял, вопреки совету Симонова, главу о гомосексуализме, оставив из нее только самое необходимое, убрал и многое другое. Не помогло! Вопреки обязательному для нее решению редакционно-издательского совета Академии Наук СССР, несмотря на кучу положительных отзывов и личный нажим П.В. Симонова, "Наука" книгу так и не опубликовала. Главный редактор то ли не хотел, то ли боялся ее печатать.
1 января 1984 г. я написал официальное письмо директору Института этнографии академику Ю.В. Бромлею, что прекращаю работу над этой темой и прошу сдать мою рукопись в архив:
"Мне очень жаль, что серьезная, стоившая огромного труда попытка преодолеть многолетнее глубокое отставание отечественной науки в одном из фундаментальных, имеющих большое практическое и общекультурное значение разделов человековедения, поддержанная ведущими советскими учеными многих специальностей и высоко оцененная за рубежом, разбилась о некомпетентность, равнодушие и ханжество. Мои силы и возможности исчерпаны, возвращаться к этой теме я не собираюсь. Но так как архивные документы, в отличие от научных трудов, не стареют, навсегда оставаясь памятниками своей эпохи, их нужно сохранить для будущих историков науки".
Тем временем моя рукопись все шире распространялась в самиздате. Постепенно стали публиковаться и статьи. Первая моя теоретическая сексологическая статья была напечатана в 1981 г. в "Вопросах философии" под заведомо непонятным названием "На стыке наук" (чтобы избежать нежелательной и опасной сенсации) . Между прочим, первый вариант статьи редколлегия большинством голосов отклонила. Один академик сказал, что ничего нового и теоретически значимого ни о поле, ни о сексе вообще написать нельзя, как нет и ничего философского в проблеме половых различий, тут все ясно. О филогенетических истоках фаллического культа (в статье приводились данные о ритуале демонстрации эрегированного полового члена у обезьян) было сказано, что этот материал был бы хорош в отделе сатиры и юмора, но его в журнале, к сожалению, нет.
И все это говорили, в общем-то, умные и образованные, хоть и не сексологически, люди; такова была инерция привычных табу. Однако, вопреки правилам, ни один из членов редколлегии не вернул в редакцию рукопись статьи, все понесли ее домой, для просвещения домашних и друзей... Одна ученая дама рассказывала мне потом, что когда рукопись прочитали ее муж-полковник и сын-студент, ей пришлось услышать о себе и своем журнале много нелестного. Следующий раз она голосовала уже не "против", а "за". Усилиями главного редактора В.С. Семенова и ряда членов редколлегии (В.А. Лекторского, В.Ж. Келле, Л.Н. Митрохина и других ) исправленная - но не улучшенная - статья была напечатана и, вопреки ожиданиям, никакого скандала не вызвала. Из ЦК позвонили только затем, чтобы попросить прислать им все оставшиеся экземпляры журнала. Там тоже интересовались сексом...
За "Вопросами философии" последовали статьи в "Социологических исследованиях" и "Советской этнографии". Все, разумеется, с трудностями и купюрами (кстати, их делали вовсе не цензоры, а ученые редакторы). Глава о психосексуальном развитии и взаимоотношениях юношей и девушек в моих учебных пособиях для студентов пединститутов и для родителей "Психология юношеского возраста" была написана с совершенно иных позиций, чем книги Хрипковой и Колесова. Но чего все это стоило!
Мое интервью в газете "Московский комсомолец" (1984), где впервые в советской массовой печати появилось слово "сексология", носили согласовывать в горком партии. Там сначала думали, что сексология - то же самое, что порнография, но когда журналисты показали им том БСЭ с моей одноименной статьей, не стали возражать. Только удивлялись, почему эта тема так волнует молодежную газету, - ведь в жизни так много интересного...
Все хотели что-нибудь узнать о сексе, но не смели называть вещи своими именами. В одном биологическом институте Академии наук мой доклад назвали "Биолого-эволюционные аспекты сложных форм поведения". Название своего доклада на Всесоюзной школе по биомедицинской кибернетике я даже запомнить не смог - очень уж ученые были там слова. А на семинаре в Союзе кинематографистов моя лекция называлась "Роль марксистско-ленинской философии в развитии научной фантастики"! И никто не понимал, что все это не столько смешно, сколько унизительно. Как будто я показываю порнографические картинки...
Я пробовал обращаться в высокие партийные инстанции. Писали в ЦК и некоторые мои коллеги (Б.М. Фирсов). Но аппаратчики, даже те, которые понимали суть дела и хотели, чтобы моя книга была издана, боялись, что их могут заподозрить в "нездоровых сексуальных интересах". Зато я научился безошибочно отличать ученого на высокой должности от начальника с высокой ученой степенью: ученый, если он понимает значение вопроса, постарается что-то сделать, начальник же, будь он трижды академик, непременно уйдет в кусты. Судя по этому критерию, академики в ЦК КПСС были, а ученых не было.
Когда ситуация с моей книгой приняла уже явно скандальный характер, чтобы задним число оправдать невыполнение решения академического редсовета, рукопись послали в сектор этики Института философии, с твердым расчетом получить, наконец, отрицательный отзыв, так как с точки зрения нашей официальной этики всякая половая жизнь казалась сомнительной. И снова произошла осечка.
Институт философии дал на мою книгу положительный отзыв за четырьми подписями, определенно рекомендовал ее напечатать и подчеркнул, что "другого автора по этой теме в стране нет". Однако, в порядке привычной перестраховки (по справедливости, все мы, советские обществоведы, должны были бы получать основную зарплату в Главлите, мы прежде всего "бдели", а все остальное делали как бы по совместительству), рецензенты (вполне достойные, уважаемые люди) пустились в размышления: на кого рассчитана книга? Если только на специалистов, то можно печатать все, как есть. Но книга-то интересна всем, Кон - весьма читаемый автор, а "некомпетентный читатель" может чего-то не понять. Например, "положение о бисексуальности мозга может сослужить плохую службу половому просвещению в борьбе с половыми извращениями"...
Прочитав этот отзыв, я долго смеялся. Следуя этой логике, астрономы должны засекретить факт вращения Земли, чтобы находящиеся в подпитии граждане не могли использовать его для оправдания своего неустойчивого стояния на ногах. Не следует и упоминать, что все люди смертны: во-первых, это грустно, во-вторых, врачи нас тогда совсем лечить перестанут! Тем не менее издательство Академии Наук СССР стало именно на точку зрения предполагаемого "некомпетентного читателя", и рукопись книги была мне возвращена.
После этого я окончательно плюнул на возможность ее советского издания. Но случайно эту историю услышал покойный академик медицины В.М. Жданов. Он не имел никакого отношения к этой тематике и не читал рукописи, но написал письмо директору "Медицины" (там тем временем сменилось руководство). Издательство согласилось пересмотреть прежнее решение. Философский отзыв, который "Наука" сочла отрицательным, для "Медицины" оказался безусловно положительным. Рукопись еще раз отрецензировал Г.С. Васильченко и снова дал на нее положительный отзыв. Я восстановил и дополнил то, что относилось к сексопатологии, добавил и еще кое-что, необходимое именно врачам, - понимающим людям вряд ли нужно объяснять, что значит 4 раза переписать, без компьютера, толстую книгу, поддерживая ее на уровне мировых стандартов в течение долгих 10 лет! - и в 1988 г. "Введение в сексологию" вышло, наконец, в свет. Годом раньше вышел его сокращенный эстонский перевод.
Вначале, чтобы не развратить невинного советского читателя, книгу хотели издать небольшим тиражом, без предварительного объявления и не пуская в открытую продажу. Затем коммерческие соображения заставили увеличить тираж до 200 тысяч, но ни один экземпляр не продавался нормально в магазине, весь тираж был распределен между медицинскими и научными учреждениями по особым спискам. Потом допечатали еще 100 тысяч, а в 1989 г. еще 250 тысяч, итого 550 тысяч, но купить ее все равно можно было только у перекупщиков. Между прочим, она не попала ни в одну библиотеку США, даже в знаменитую Библиотеку Конгресса.
"Введение в сексологию" имело хорошую прессу как в СССР, так и за рубежом, и переведено на несколько языков, включая китайский. В средствах массовой информации меня теперь называют не иначе как профессором сексологии или, что еще хуже, сексопатологом, не совсем понимая, что это значит.
В известном смысле я оказался заложником собственной книги. Массовый читатель искал и находил в ней совсем не то, что было важно для автора, и я не имел права уклониться от этой ответственности. Волею случая, я оказался в роли просветителя, и перед лицом этой новой задачи мои собственные научные интересы стали второстепенными. Да, я занимаюсь не своим делом. Но если ни один советский гинеколог никогда не слышал про точку Грефенберга, кто-то должен был о ней рассказать. В новой, популярной книге "Вкус запретного плода" (1992) и ряде газетных статей я даже привел картинку, как ее нащупать. Российские онкологи, конечно, знают, как важен женщинам самоосмотр груди для своевременного обнаружения рака молочных желез. Но поскольку пропаганда этого общедоступного и ничего не стоящего метода в стране о не ведется, я привел и такую картинку и считаю эту страницу самой важной во всей книге. И если русским мальчикам и их родителям никто никогда не объяснял, что нужно мыть головку члена под крайней плотью, это тоже делаю я. Мне смертельно обидно переводить остаток жизни на подобные вещи, но если в стране нет профессионализма, нужна хотя бы элементарная грамотность.
|
|
|