| СЕКСОЛОГИЯ | ||||||||||
| Персональный сайт И.С. КОНА |
| |||||||||
ХХ1 век - время колоссального социального и культурного обновления. На наших глазах меняется буквально все - техника, быт, искусство, наука. В России, развитие которой искусственно задерживалось советской властью, изменения особенно заметны. Эти инновации многомерны, многогранны и часто болезненны. Напуганные ими люди хотели бы остановить ход истории и даже вернуться назад. Нам то и дело в разных формах навязывают мысль, что хорошо и правильно только старое, традиционное (оно же - национальное), а все то, что этому не соответствует, будь то религия, художественный стиль или мода, опасно, чужеродно и нежелательно.
Но традиции, как и инновации, бывают разными. Фетишизация исторического прошлого неизбежно оборачивается непониманием настоящего и будущего.
Развитие культуры, как и отдельного индивида, предполагает взаимодействие двух видов памяти: оперативной (краткосрочной) и долговременной. Первая включает в себя то, что сегодня находится на виду и на слуху, о чем говорят, спорят, без чего невозможно ориентироваться в современной быстротекучей жизни. Оперативная память общества, как и отдельного индивида, имеет ограниченную емкость, ее содержание изменяется очень быстро. С появлением новых элементов, что-то старое обязательно забывается, и нам кажется, что оно умирает. Однако оно сохраняется в долговременной памяти, которая в известном смысле и есть культура. Долговременная память содержит все то, что было когда-то человечеством создано, даже если оно вытеснено из сознания и отчасти позабыто.
В юности на меня сильно повлияла многолетняя дружба-ученичество с Александрой Дмитриевной и Владимиром Сергеевичем Люблинскими. Она была выдающимся медиевистом, а он - историком книги и хранителем библиотеки Вольтера. Это были исключительно интересные и образованные люди. Я научился у них очень многому, однако слушая их разговоры, я иногда приходил в отчаяние: сколько бы я ни учился, я никогда не стану таким образованным! Но точно такое же чувство оба они испытывали по отношению к своей учительнице Добиаш-Рождественской.
Это касается не только отдельных метафор, но и целых жанров искусства. Вот уже много десятилетий всеми уважаемые люди, одни с ужасом, другие с восторгом, уверяют нас, что опера, художественная литература, театр и многие другие художественные жанры, стили и ценности отмирают. За этим стоят серьезные и реальные проблемы, но меняется скорее соотношение разных форм художественного производства и потребления, чем их сущность. Люди пушкинской эпохи не знали многого такого, что было известно эрудитам ХУ111 в., зато они знали и умели многое другое. То же самое можно сказать и о нас. Мне жаль, что мои студенты не читали тех книг, которыми когда-то увлекался я сам (иногда они о них просто не знают, а иногда они им не интересны). Но наши художественные вкусы также зачастую не совпадали со вкусами наших учителей, а сейчас выбор стал гораздо шире.
Долговременная память культуры имеет свои хранилища - архивы, музеи, библиотеки. Особую роль в ее поддержании играет гуманитарное образование как важнейший институт межпоколенной трансмиссии культуры. Приобщая молодых людей к современной культуре, гуманитарное образование одновременно способствует обновлению и переосмыслению культуры традиционной.
Это имеет свои институциональные, функциональные и символические аспекты, преломляющиеся в разных метафорах образования. Средневековый университет был прежде всего церковным институтом, его уставы напоминали монастырские. По мере секуляризации образования университет стал называться "храмом науки". Технизация и омассовление высшего образования превратили бывший храм в "кузницу кадров", хотя эта формула звучит непоэтично, она довольно точно описывает суть процесса. Какой метафорой описать современный гуманитарный вуз, я не знаю.
Межпоколенная трансмиссия культуры неотделима от ее переосмысления и обновления. Так было, есть и будет всегда. Для профессионального историка, вроде меня, слово "модернизация" звучит плохо, как искажение. Человека, воспитанного на классических образцах, эстетика модернизма, особенно когда она проецируется на старое искусство, часто шокирует. Но разве старые мастера не одевали библейских героев в костюмы современных им людей? Вряд ли они делали это просто по незнанию истории. Современная форма позволяет мастеру вернее донести до аудитории выходящее за рамки конкретной эпохи и в этом, ограниченном, смысле слова вневременное содержание культуры.
Историки, филологи и прочие гуманитарии не просто хранят культурное наследие, но и интерпретируют, переосмысливают его. Умение прочитать старый текст новыми глазами и найти в нем красоту и ценность для современного человека требует таланта. Так было всегда. Известны имена искусствоведов и литературных критиков, которые выносили из мрака забвения, переводя в оперативную память культуры творчество великих художников, будь то Рубенс или Эль Греко. Но призыв возродить нечто забытое будет услышан только, если это нечто действительно созвучно современной эпохе, а сам призыв сформулирован адекватными ей средствами. Навязать молодежи то, что ей неинтересно, только потому, что оно "традиционно", абсолютно невозможно. Чаще всего это вызывает эффект бумеранга, хорошо знакомый нам с советских времен, и печальный опыт преподавания литературы в школе.
Традиционализм, как и его прообраз - религиозный фундаментализм (причем никакой разницы между исламским, протестантским или православным фундаментализмом нет) изображает себя защитником непреходящих вечных ценностей, но фактически является могильщиком культуры. Отрыв традиций от обновления и развития не только превращает живые культурные ценности в мертвые музейные экспонаты, но и обязывает людей жить по законам идеализированного, воображаемого, никогда не существовавшего прошлого. Его первый непосредственный эффект - углубление и расширение рва между поколениями, который в условиях быстрых социальных перемен и так достаточно глубок.
В политическом плане традиционализм/фундаментализм представляет собой очередную реакционную утопию, попытка реализации которой неизбежно оборачивается непредсказуемыми (хотя бы потому, что смотрели не вперед, а назад) катастрофами и нежелательными социальными последствиями. Можно по-разному относиться к трудам и деятельности графа С.С.Уварова, но формула "Православие, самодержавие и народность", которая справедливо считалась реакционной в первой трети Х1Х. в., никак не может быть руководящим ориентиром для образования века ХХ1.
В то же время сохранение и поддержание культурных традиций не может быть пущено на самотек. В отличие от сорняков, выживающих практически везде, культурные растения требуют заботы и внимания. Дикое накопление первоначального капитала и коммерциализация жизни сопровождаются не просто изменением, а снижением уровня стандартов массовой культуры. Это может иметь долгосрочные исторические последствия. Подростки, которых не приобщили к высокой культуре в детстве, вряд ли сделают это позже. Финансирование культуры и образования по остаточному принципу усугубляет и без того сильное социальное неравенство, тем более, что новая российская правящая элита, как и прежняя советская, отнюдь не является носительницей культурных и нравственных ценностей. Это угрожает таким же снижением культурного потенциала страны, какой в свое время произвело осуществление большевистской радикальной утопии. Тогда это было связано с физическим уничтожением части культурного слоя, а теперь - с массовой бедностью и утечкой мозгов. Чтобы избежать этого, необходима планомерная забота о развитии культуры и образования.
Но водораздел должен проходить не между "традиционным" и "новым", что заведомо усугубляет конфликт поколений, а между высокой и массовой культурой, и действовать нужно не запретами, а положительным примером. Творцы не бывают цензорами. И наоборот.
|
|
|