В ПОИСКАХ СЕБЯ

Самопознание или самообман?

Я знаю все, но только не себя.
Ф. Вийон

Наивная житейская психология нередко сводит проблему самоосознания к тому, может ли человек более или менее адекватно познать самого себя, являются ли его самооценки и самоописания истинными, отражающими его объективные свойства, правильно ли он представляет себе отношение к нему окружающих людей, адекватно ли оценивает свою подготовленность к решению той или иной задачи.

При всей правомерности подобных вопросов самоосознание не сводится к ним. Рефлексивное и рефлексирующее "Я" никогда не совпадают полностью. Прежде чем спрашивать, может ли человек объективно познать себя, следует спросить, от чего зависит его потребность в такой информации?

Всякая саморегулирующаяся система нуждается в информации как о внешней среде, так и о своем собственном состоянии, и эта информация должна быть истинной. Однако переработка и хранение информации в сознании предполагает не просто ее кодирование и сохранение в памяти, но и определенную систему контроля, воплощенную в последовательной системе инструкций, согласно которым эта информация отбирается, скрывается или служит практическим руководством к действию6. Инструкции же эти определяются биологической и социальной целесообразностью, тем, насколько осознание данной информации способствует сохранению "самости".

Самоосознание как внутренний диалог человека с самим собой неразрывно связано с его практической деятельностью, предполагает взаимодействие с внешним миром. Чем активнее информационный обмен между индивидом и средой, тем меньше у него оснований задумываться о самом себе, делать себя объектом исследования; слабо выражена в этом случае и автокоммуникация. Но стоит только прервать связь индивида с внешним миром, поместив его в условия изоляции, как эти внутренние процессы активизируются.

Убедительны в этом отношении опыты в сурдокамере, проведенные О. Н, Кузнецовым и В. И. Лебедевым7 Лишенный реального общения, человек "выделяет" партнера из своего собственного сознания. Появляется спонтанная речевая активность, вместо привычной внутренней речи он начинает вслух разговаривать сам с собой, задавая себе вопросы и отвечая на них. Хотя у психически устойчивого человека сознание собственной идентичности при этом не теряется, у него появляется зародыш синдрома психического автоматизма: собственные мысли и переживания воспринимаются как навязанные, пришедшие извне, ему слышатся таинственные голоса. Так, один из испытуемых сообщил, что на десятые сутки ему стало казаться, что в камере, позади его кресла, кто - то стоит, хотя у него не было никаких зрительных или слуховых ощущений и он твердо знал, что в камере никого, кроме него, нет.

В опытах О. Н. Кузнецова и В. И. Лебедева подобные явления вызывались искусственно, посредством манипулирования ситуацией, в которой находился субъект. Тот же самый эффект дают некоторые психические заболевания, так называемые личностные расстройства - синдром отчуждения, дереализация, деперсонализация, раздвоение личности. Применительно к нашей теме интерес представляет не психиатрическая природа этих явлений, а логика перехода от нормы к патологии.

Нормальная жизнедеятельность личности предполагает не просто обмен информацией со средой, но и установление с ней каких - то эмоционально значимых отношений. В условиях стресса положение меняется: конфликтная ситуация, которую индивид не в силах разрешить, вызывает у него отрицательные эмоции огромной силы, угрожающие его психике и самому существованию. Чтобы выйти из стресса, он должен разорвать связь своего "Я" и травмирующей среды или хотя бы сделать ее менее значимой. В повседневной жизни этому служит механизм "остранения". Термин этот, введенный В. Б. Шкловским и широко применявшийся Б. Брехтом, означает разрыв привычных связей, в результате которого знакомое явление кажется странным, непривычным, требующим объяснения. "Чтобы мужчина увидел в своей матери жену некоего мужчины, необходимо "остранение", оно, например, наступает тогда, когда появляется отчим. Когда ученик видит, что его учителя притесняет судебный исполнитель, возникает "остранение", учитель вырван из привычной связи, где он кажется "большим", и теперь ученик видит его в других обстоятельствах, где он кажется "маленьким"8.

Будучи необходимой предпосылкой познания, "остранение" вместе с тем создает между субъектом и объектом психологическую дистанцию, которая легко перерастает в отчуждение, когда объект воспринимается уже не только как странный и удивительный, но и как имманентно чуждый, посторонний или эмоционально незначимый9. Психиатрический синдром отчуждения как раз и описывает чувство утраты эмоциональной связи со знакомыми местами, лицами, ситуациями и переживаниями, которые как бы отодвигаются, становятся чужими и бессмысленными для индивида, хотя он и осознает их физическую реальность.

Отчуждение как средство сделать эмоционально незначимым травмирующее отношение может быть направлено как на среду, так и на "Я". В первом случае (дереализация) чуждым, ненастоящим представляется внешний мир. Страдающие этим люди жалуются: "Я все воспринимаю не так, как раньше; как будто между мной и миром стоит какая - то преграда, и я не могу слиться с ним; я все вижу и понимаю, но чувствую не так, как раньше чувствовал и переживал, точно утерял какое - то тонкое чувство". "Внешний вид предмета как - то отделяется от реального его смысла, назначения этой вещи в жизни". "Такое впечатление, что все вещи и явления потеряли свойственный им какой - то внутренний смысл, а я бесчувственно созерцаю только присущую им мертвую оболочку, форму".

Во втором случае (деперсонализация) имеет место самоотчуждение: собственное "Я" выглядит странным и чуждым, утрачивается ощущение реальности собственного тела, которое воспринимается просто как внешний объект, теряет смысл любая деятельность, появляется апатия, притупляются эмоции: "Если я иду в клуб, то надо быть веселым, и я делаю вид, что я веселый, но в душе у меня пусто, нет переживаний"; "Я - только реакция на других, у меня нет собственной индивидуальности"; "Жизнь потеряла для меня всякую красочность. Моя личность как будто одна форма без всякого содержания"10.

Дереализация и деперсонализация дезорганизуют эмоциональные аспекты самосознания, но не нарушают когнитивной отчетливости "образа Я". Синдром психического автоматизма Кандинского - Клерамбо, часто наблюдаемый при шизофрении, влечет за собой более глубокие психические нарушения: собственные ощущения, восприятия, движения, потребности, влечения начинают восприниматься больным как чуждые, исходящие от посторонней силы. Вследствие этого больные нередко утрачивают чувство "Я", а их интимный внутренний мир становится словно бы всем известным, "открытым", проницаемым.

Наконец, полный разрыв внутренней и внешней коммуникации означает раздвоение личности или множественность "Я" (в психиатрической литературе описано несколько сот таких случаев). Главная черта этого заболевания - появление в самосознании двойника, с которым личность не может установить значимых отношений. Хотя больной часто говорит со своим двойником и никогда не может даже разграничить себя от него, между ними нет взаимопонимания. Очень часто двойник воплощает как раз то, что чуждо "сознательному Я" больного, к чему он относится со страхом и отвращением, против чего протестует все его существо.

Как и синдром отчуждения, раздвоение личности имеет разные формы. В одних случаях (так называемая "чередующаяся личность") в индивиде как бы сосуществуют два автономных "Я", поочередно захватывающие господство над ним на срок от нескольких часов до нескольких лет. Пока господствует первое "Я", индивид не сознает существования второго; все, что он делал в период преобладания своего другого "Я", забыто, вытеснено из сознания. Оба "Я" резко отличаются друг от друга: первоначальное обычно застенчиво, робко, заторможено и мнительно, тогда как второе, впервые появляющееся в какой - то критический момент жизни индивида, отличается большей решительностью, общительностью и свободой. О жизни первого "Я" второе ничего не знает. В других случаях первоначальное "Я" кажется более зрелым, но существенно отставшим в эмоциональном развитии. Дополнительные "Я", появляющиеся иногда в ходе психотерапии, обычно "знают" о существовании первого и могут комментировать его поведение и чувства, тогда как первоначальное "Я" не осознает своих двойников и не помнит событий, совершенных в период, когда психика контролировалась одним из них.

Самый яркий и достоверно описанный случай этого рода, послуживший даже основой для одноименного художественного фильма, - это "Три лица Евы"11. 25 - летняя женщина Ева Уайт обратилась к врачу по поводу приступов жестоких головных болей и провалов памяти после них. При обследовании у нее обнаружились и другие болезненные симптомы. Во время одного из очередных посещений врача обычно спокойная пациентка очень волновалась и наконец призналась, что периодически слышит какой - то воображаемый голос, обращенный к ней. Пока врач обдумывал это сообщение, облик и поведение пациентки вдруг резко изменились. Вместо сдержанной, воспитанной дамы перед ним оказалась легкомысленная девица, которая языком и тоном, совершенно чуждым миссис Уайт, стала бойко обсуждать ее проблемы, говоря о ней в третьем лице. На вопрос о ее собственном имени она заявила, что она Ева Блэк.

Так началась эта удивительная психиатрическая история. В течение 14 месяцев, на протяжении около 100 консультационных часов, перед врачом появлялись то одна, то другая Ева. Вначале для вызова Евы Блэк нужно было погрузить в гипнотический сон Еву Уайт. Потом процедура вызова упростилась. Оказалось, что в теле миссис Уайт, начиная с раннего детства, жили два совершенно разных "Я", причем Ева Уайт ничего не знала о существовании Евы Блэк до ее неожиданного появления во время психотерапевтического сеанса. Мисс Блэк, напротив, знает и может сообщить, что делает, думает и чувствует миссис Уайт. Однако она не разделяет этих чувств. Переживания Евы Уайт по поводу неудачного замужества Ева Блэк считает наивными и смешными. Не разделяет она и ее материнской любви. Она помнит многое такое, чего не помнит Ева Уайт, причем точность ее информации подтвердили родители и муж пациентки.

Врачами было отмечено резкое несовпадение характеров обоих персонажей. Ева Уайт - строгая, сдержанная, преимущественно грустная, одевается просто и консервативно, держится с достоинством, любит стихи, говорит спокойно и мягко, хорошая хозяйка, любящая мать. Ева Блэк - общительна, эгоцентрична, детски тщеславна, заразительно весела и беззаботна, говорит с грубоватым юмором, любит приключения, одевается слегка вызывающе, не любит ничего серьезного. Некоторая, хотя и не столь разительная разница, была обнаружена и при помощи ряда психометрических и проективных тестов.

В ходе психотерапии помимо двух Ев на сцене появилось еще одно, третье лицо, назвавшее себя Джейн и сильно отличающееся от обеих Ев.

Для психиатра все вышеописанные случаи только симптомы разных психических болезней, патофизиология которых, да и классификация самих симптомов во многом остается спорной. Для психолога же симптоматика личностных расстройств проясняет некоторые механизмы функционирования самосознания.

Как отмечает ленинградский психиатр Ю. Л. Нуллер, медицина прошлого рассматривала любую патологическую реакцию прежде всего как нарушение нормальной функции и непосредственное следствие какой - то "вредности". Ныне, в свете работ Г. Селье и Н. Винера, кажется более логичным пытаться обнаружить в ее основе защитные, приспособительные механизмы. И организм в целом, и мозг - большие саморегулирующиеся гомеостатические (устойчивые по отношению к внешним воздействиям) системы, функционирующие по принципу отрицательной обратной связи. Всякое воздействие, грозящее нарушить гомеостаз системы, вызывает противореакцию, направленную на его восстановление. Если компенсаторная реакция окажется чрезмерной, слишком сильной или слишком длительной, то она сама может нарушить гомеостаз и, в свою очередь, вызвать компенсаторную реакцию второго порядка, направленную на преодоление отклонений, возникших в результате первой реакции, и т.д. Исходя из этого, Ю. Л. Нуллер предполагает, что при нарушении функций мозга вследствие органических причин или перегрузки информацией, которую он не может полностью воспринять и переработать, возникают компенсаторные защитные реакции, например реакция стресса. Если эти реакции будут слишком тяжелыми, то для компенсации вызываемых ими нарушений могут возникнуть защитные реакции второго порядка, способствующие снижению падающей на мозг нагрузки. Это может быть либо общее снижение психической активности, замедление темпа мышления, повышения порогов чувствительности и как следствие - ухудшение регулятивной функции мозга. Такой тип реакции затрагивает весь организм в целом, что характерно для депрессии. Либо это уменьшение притока информации, своего рода "сенсорная аутодепривация", характерная для проявлений шизофрении. Либо, наконец, это уменьшение или полное блокирование эмоционального компонента поступающей в сознание информации, поскольку именно эмоциональная значимость информации делает ее способной вызывать стресс, что как раз и характерно для деперсонализации и вообще психического отчуждения. Защитная целесообразность деперсонализации состоит в том, что, лишая информацию ее эмоционального, "стрессогенного" компонента, она вместе с темйе нарушает процесса мышления и не препятствует поступлению необходимой для функционирования организма "внешней" информации, хотя при определенных условиях деперсонализация сама становится тяжелым психопатологическим симптомом12.

Эта теория хорошо вписывается в изложенные выше представления о природе и функциях самосознания. Вспомним ранее сказанное. Человек отличается от животного, в частности, тем, что он отделяет себя как деятеля от процесса и результатов своей деятельности. Однако "схватить" эту свою "самость" он может только через ее объективации в продуктах своего труда и своих взаимоотношениях с другими людьми. Отсюда - неизбежная множественность "образов Я". Но эти образы должны быть как - то упорядочены. Для успешного функционирования личности ее предметная деятельность и ее общение обязательно должны иметь помимо объективной целесообразности какой - то субъективный, личностный смысл, переживаться как определенный аспект "Я". Деятельность, от которой он не получает внутреннего удовлетворения, человек не может признать "своей". Это отношение невольно переносится и на предметы, вовлеченные в эту деятельность, - наш жизненный мир един, материальные объекты включаются в него не сами по себе, а всегда в связи с какой - то деятельностью. Вещи теряют "реальность", поскольку лишается смысла связанная с ними деятельность (дереализация). Оборотной стороной этого процесса является деперсонализация: потеряв смысл своей деятельности, человек начинает испытывать трудности и в осознании единства и преемственности собственного "Я". Наличие у личности одинаково сильных, но противоположно направленных стремлений вызывает конфликт в системе ее мотивации и подрывает единство "образа Я". Крайняя форма этого - раздвоение личности, парализующее целесообразную деятельность и делающее одинаково невозможными и объективное познание, и автокоммуникацию.

Чем сложнее и многообразнее деятельность индивида, чем более дифференцированным и тонким становится его самосознание, тем труднее поддержание внутренней согласованности и устойчивости "Я". Человеческая психика имеет для этой цели целый ряд средств самоподдержания, которые 3. Фрейд, впервые обративший на них серьезное внимание, назвал защитными механизмами, с помощью которых из сознания вытесняется неприемлемая для него информация о мире и о самом себе.

Вытеснение означает подавление, исключение из сознания импульса, возбуждающего напряжение и тревогу. Например, человеку надо принять какое - то трудное, мучительное для него решение, это наполняет его тревогой и беспокойством. Тогда вдруг он "забывает" об этом деле. Точно так же он может забыть о совершенном им некрасивом поступке, который тревожит его совесть, трудно выполнимом обещании и т. п. Причем это не лицемерие. Человек "честно" забывает, не видит, не знает. Нежелательная информация полностью вытесняется из его сознания.

Проекция означает бессознательный перенос собственных чувств и влечений вовне, на какое - то другое лицо. Старой деве с подавленными, но отнюдь не уничтоженными сексуальными влечениями часто кажется, что все окружающие ведут себя аморально. Механизм проекции отчасти объясняет ханжество: ханжа приписывает другим собственные стремления, противоречащие его моральному сознанию.

Специфическая форма проекции - вымещение, бессознательная переориентация импульса или чувства с одного объекта на другой, более доступный. Этот механизм хорошо иллюстрируется одним из рисунков X. Бидструпа: начальник делает выговор служащему; тот, не смея возразить начальству, вымещает злость, распекая подчиненного; этот в свою очередь дает затрещину мальчишке - рассыльному; мальчишка пинает ногой уличную собачонку, которая от злости вцепляется в ногу выходящему из здания боссу.

Рационализация - самообман, попытка рационально обосновать абсурдный импульс или идею. К примеру, у человека, нам несимпатичного, мы без труда находим уйму несуществующих недостатков.

Но что, собственно, охраняют "защитные механизмы"? Хотя их общая цель - ослабить чувство страха или тревоги, источники этих чувств не обязательно те, которые имел в виду 3. Фрейд. Многие психологи (Г. Олпорт, Э. Хилгард, Г. Мёрфи и другие) полагают, что одним из центральных объектов психологической защиты является именно "образ Я", причем защищать его приходится не только в чрезвычайных, стрессовых ситуациях, но постоянно, ежечасно.

Психологи по - разному объясняют эти процессы13. Например, теория когнитивного соответствия исходит из того, что различные представления и установки личности, как правило, согласуются друг с другом; сознание не терпит противоречий между отдельными элементами познания и стремится устранить их диссонанс.

Единство рефлексивного "Я" предполагает согласованность трех компонентов: некоторого аспекта "самости", интерпретации личностью своего поведения в этом аспекте и ее представлений о том, как воспринимают ее другие люди. Чтобы обеспечить такую согласованность, личность может использовать ряд приемов. Например, искажает мнения других о себе, приближая их к самооценке, или ориентируется на людей, отношение которых помогает поддерживать привычный "образ Я" (нас "понимает" тот, кто судит нас по нашим собственным критериям). Мы часто оцениваем других людей по тому, как они относятся к нам. Собственные качества также оцениваются избирательно, в зависимости от того, насколько они важны для общей согласованности "образа Я". Наконец, намеренно или ненамеренно, индивид может вести себя таким образом, чтобы вызывать у окружающих отклик, соответствующий его представлению о себе.

Весьма эффективен в этом отношении уже рассмотренный нами механизм психологической селективности, благодаря которому психика не только отражает прямые угрозы внутренней согласованности "Я" или самоуважению, но и старается предвосхитить их. Когда людям предлагают оценить свои способности перед предстоящим тестом или другим испытанием, многие "на всякий случай" резко снижают нормальный уровень притязаний, свою реальную самооценку, оберегая самоуважение от возможной неудачи.

Специфичны ли такие искажения для самооценки, и можно ли объяснить их только мотивационными факторами, защитой "образа Я"? Если психоанализ склоняется в данном случае к утвердительному ответу, то когнитивная психология, в частности теория атрибуции, утверждает, что это не всегда так. Причинное объяснение человеческих поступков зависит от того, был ли субъект атрибуции одновременно единоличным субъектом, соучастником (агентом) или только наблюдателем оцениваемого действия. Действующие лица, как правило, склонны приписывать свои действия ситуативным, внешним факторам, тогда как наблюдатели объясняют те же самые действия внутренними свойствами действующих лиц. В 70 - х годах было открыто явление, получившее название "фундаментальной атрибутивной ошибки", жертвой которой нередко становятся даже профессиональные психологи: тенденция недооценивать влияние ситуативных (объективных) и переоценивать влияние диспозиционных (субъективных) детерминант поведения.

Вторая типичная атрибутивная ошибка - эгоцентрическая атрибуция или феномен "ложного согласия" - состоит в том, что люди склонны судить о других по себе, считая собственные поступки и мнения более обычными и нормальными для данных условий, чем иные, альтернативные реакции.

Группе американских студентов предложили бесплатно, просто ради эксперимента, полчаса походить по университетскому городку с рекламным плакатом на спине, а затем спрашивали, почему они приняли то или иное решение, каково, по их мнению, было бы решение других студентов и каковы свойства людей, сказавших "да" или "нет". По мнению согласившихся студентов, сходный с ними выбор сделали бы две трети их товарищей, несогласившиеся же полагают, что в подобном эксперименте стали бы участвовать не больше трети. Резко разошлись обе группы в описании людей, сказавших "да" или "нет", причем испытуемые увереннее судят о представителях не своей группы, поведение которых кажется им ненормальным, исключительным.

Таким образом, многие искажения самооценок, которые раньше приписывались исключительно эго - защитным механизмам, отражают общие свойства атрибутивного процесса, результат которого во многом зависит от того, считает ли себя человек субъектом или только наблюдателем действия, и от того, как он оценивает это действие. Склонность преуменьшать свою ответственность и объяснять совершившееся в безлично - ситуативных терминах наиболее свойственна людям, которые были участниками или активными наблюдателями действий, имевших нежелательные, социально отрицательные последствия.

Есть и такие атрибутивные ошибки, в которых мотивационный компонент практически отсутствует. Например, личностные свойства, логически или нормативно связанные друг с другом, автоматически распространяются на конкретное лицо, хотя известно, что такая связь вовсе не обязательна (старик не обязательно мудрый, хороший мальчик не обязательно послушный и т.д.).

Это проявляется и в сфере самосознания, где потребность в объективной информации борется с желанием "максимизировать", возвысить, приукрасить себя. Безусловно, если бы принцип максимизации распространялся на все жизненные ситуации и конкретные самооценки, индивид потерял бы чувство реальности, а его рефлексивное "Я" - информационную ценность. В большой серии экспериментов испытуемые выполняли лабораторное задание, результаты которого в одних случаях оценивал человек, обладающий высоким, а в других - низким авторитетом. Затем условия усложнялись: оценка судьи, которому приписывалась высокая компетентность, расходилась с оценкой нескольких менее компетентных судей и т. п. Испытуемый мог выбрать из нескольких источников информации либо наиболее авторитетный, либо наиболее благоприятный для себя, либо попытаться как - то "усреднить" оценки. Из шести проверявшихся вариантов самой эффективной оказалась простая аддитивная модель: индивид принимает всю доступную ему информацию и самостоятельно суммирует ее, причем он поступает так и при совпадении судейских оценок, и при их расхождении14.

Однако это не исключает общего пристрастия к благоприятным самооценкам и "максимизации" "Я", содержащего, как правило, некоторые иллюзорные, утопические элементы. Жизненная функция самоосознания - не просто дать индивиду достоверные сведения о себе, а помочь выработке эффективной жизненной ориентации, включая чувство своей онтологической приемлемости, цельности и самоуважения. Поэтому и вопрос об истинности или ложности самооценок не решается на чисто когнитивном уровне, а обязательно предполагает учет тех социальных ситуаций, в связи с которыми происходит соответствующая самокатегоризация, атрибуция и т.д.

© И.С. Кон